Алексей Понедельченко - Весело и страшно

Возле корпуса, где мне предстояло работать, находилось несколько скамеек. На одной из них стоял радиоприёмник. Вокруг приёмника ходил мужчина и что-то бормотал. Когда по радио передавали рекламу или погоду, мужчина укоризненно мычал и кому-то махал рукой. Но стоило приёмнику запеть, как мужчина пускался в пляс и нечленораздельно подпевал. Неподалёку от танцора на двухместной качели раскачивались две старушки и громко смеялись детскими голосами. Входные двери корпуса открылись, из них выскочил мужчина и, размахивая ведром в одной руке, бегом устремился в сторону хозяйственного блока.

Выгрузив из машины всё необходимое для работы, я направился внутрь. В коридоре стояла женщина очень маленького роста и, топая ножкой, забивала кулаком что-то воображаемое во что-то воображаемое. Палаты пациентов и мебель в них имели яркую расцветку и чем-то напоминали детский садик. На каждом этаже корпуса было по два крыла, между которыми располагался своеобразный холл с телевизором.

В холле на одном из этажей несколько женщин в возрасте от сорока до пятидесяти лет гладили беременную кошку и устраивали ей коробку со старыми тряпками внутри:

— Пусть Лиска тут котится.

— Лиска, котись!

— Она не хочет!

— Лисонька, кошечка моя, напугали тебя, мою девочку…

— Отстань ты от неё, дура, она тебя боится.

— Сама ты дура. Лиска, котись. Котята у тебя красивые будут…

Женщины перемещали беременную кошку в коробку и назад, а она всё никак не котилась.

Кто-то запнулся о чей-то костыль и заплакал. Стриженный наголо мужчина без бровей щипал себя за кожу головы, пытаясь ухватить отсутствующие волосы. Увидев меня, он встал, подошёл к окну и, прислонившись головой к стеклу, сказал: «Холодное!» В конце коридора несколько женщин развлекались прыжками со скакалкой.

В помощь мне попросились двое пациентов. Один из них хвастался своим особым положением здесь, а второй постоянно спрашивал сигарету и будет ли показывать канал с фильмами без рекламы. Через некоторое время с ним что-то случилось.

— У тебя есть эта, а дай сигаретку?

— Да нету у меня.

— А я же с тобой тогда зазазазаза, с тобой зазазаааа…

— Уйди от него! — крикнула из коридора санитарка, и мы разбежались в разные стороны.

На тот объект я убил почти весь день. Работу принимала женщина в белом халате, с которой я разговаривал по телефону. Ей же я сдал все пульты от ресиверов. Когда все телевизоры заработали, холлы всех этажей наполнились ликующими людьми.

— Так! А ну, прекратили толпиться тут. Каждый пошёл и принёс свою табуреточку. А ну, девчата, давайте, быстренько.

Через несколько минут все уже сидели и внимательно смотрели телеканал «Россия». Я подошёл к телевизору, посмотрел на лица телезрителей и почувствовал себя одним из братьев Люмьер.

Дождь на улице усиливался. Я ехал обратно. На одном из перекрёстков на дорогу выскочил какой-то дедушка, похожий на Ленина, и замахал руками. Я остановился.

— Ты в город?

— Ну, да.

— Добрось? А то фуфайка уже промокает…

— Садись.

Мужик сел в машину, и мы поехали.

— А ты откуда такой едешь?

— Из интерната.

— Из дурки нашей что ли?

— Вашей, ага.

— Навещал кого или отметиться?

— Работал.

Я вкратце поведал свои впечатления о танцоре с радиоприёмником, бабушках и кошке Лиске.

— Ха-ха! Ты вот говоришь про этого, который с радио, а у нас на пятаке на скамейках каждый вечер молодёжь так же собирается. Включают на своих телефонах херню всякую и так же мычат и пританцовывают. Качелей вот нет у нас. Раньше были, да сплыли. Я бы и сам покачался. Мы с бабкой ещё молодые были, любили в парк ходить по выходным. Я её там часто на качелях качал. Она орёт, мол, страшно, а смеёмся оба. Слушай, а ты мимо базара не поедешь? Высадил бы меня там. Картохи надо купить. Люди уже выкопали, продают вовсю.

— Вам много надо?

— Да ну, куда мне много… Так, с ведёрко.

— Сзади вас пакет стоит. Хватит столько?

— Ого! Да за глаза. Сколь должен буду?

— Нисколь…

— Вот уважил. Так ты меня тогда и высаживай. Я же на базар шёл. Шутка ли, в колхозе живу, а картошку в городе покупаю. Высаживай давай, мне же ещё назад идти.

Я остановил машину. Мужик вышел и забрал картошку.

— Спасибо, парень!

— Не за что! Супруге привет!

— На могилку пойду — передам. Будь здоров.

В динамиках пел Дельфин: «Открой мне дверь, и я войду, и принесу с собою осень. И если ты меня попросишь — тебе отдам её я всю».

Узнав, что у меня «Лада», заказчик сказал, что я могу утонуть в грязи где-нибудь по пути к его даче, и предложил поехать туда на его машине.

Мы встретились возле поста ГИБДД на развилке Колывань — Криводановка, погрузили всё моё барахло из моей «девятки» в его внедорожник и поехали. Всю дорогу из динамиков машины нас сопровождал суровый русский блатняк.

— А можно включить что-нибудь другое? — спросил я.

— А что не так? Шансон не уважаешь?

— Шансон уважаю.

— Ну, а хули ты тогда?

— Как бы объяснить… То, что у вас играет, все вот эти лагерные темы — это же не шансон.

— А что шансон?

— Ну, вот Митяев, например. «Неровность вычурная крыш течёт за горизонт. Семнадцатый квартал, Париж, чуть вздрагивает зонт. И женщина французская, серьёзна и мила, спешит сквозь утро тусклое, должно быть, проспала…»

— Херня какая-то.

— Это классика русского шансона, между прочим. Тут все признаки: дождик, загадочная дама с зонтиком, Париж. У Митяева много хороших песен.

В динамиках заиграл Наговицын:

— «Золотом покрыты купола…»

— Ну вот какой это шансон?

— «…и малец-послушник листья жгёт…»

— Ну, а что, хуёво поет?

— «…помолюсь за тех, кто в кандалах ждёт…»

— Да не то чтобы… Просто всё это какое-то ненастоящее.

— «…забегу к приятелям на миг…»

— А что настоящее?

— «…птицам побросаю каравай…»

— Шаламов, например.

— «…выпью за потерянный людьми…»

— Не слышал такого. Что он поёт?

— «…край…»

— Он не поёт, он пишет. Писал, вернее.

— «…там по периметру горят фонари…»

— Писатель типа?

— «…и одинокая гитара поёт…»

— Писатель, ага. Его почитаешь — и сразу ясно, кто настоящий, а кто нет.

— «…туда зимой не прилетят снегири…»

— Кто бродяга, а кто хуйло пассатижное, да?

— «…там вороньё…»

— Вроде того.

По пути мы форсировали несколько полуметровых луж. Пару раз я думал, что сейчас утонем, но «прадик» отважно преодолевал всё.

Работа по установке антенны не заняла много времени. Когда всё заработало, я начал объяснять заказчику правила пользования спутниковым ресивером и в процессе машинально включил «Первый канал». На экране возникли Малахов и программа «Пусть говорят». Темой передачи был многосерийный фильм «Легенда о Михаиле Круге».