Леван Хаиндрава - Очарованная даль

— Пойдемте, я представлю вас мсье Ледюку, — и по этим словам Гога понял, что дело выгорело. Неужели правда? Он устроен? Ведь его ведут представлять главному управляющему.

Мсье Ледюк оказался живым, приветливым французом лет пятидесяти или около того, своей общительностью, непосредственностью и даже какими-то внешними чертами напоминавший отца Жермена, хотя глаза у него были не синие, а карие, и бороды он не носил. Улыбка не сходила с его лица.

С ним разговор был еще короче. В конце его мсье Ледюк сказал:

— Работать будете в экспортном отделе. Мсье Элар вас представит вашему непосредственному начальнику мсье Гийо. Жалованье ваше для начала — триста пятьдесят долларов, потом будет видно. Завтра же и начинайте. Bonne chance! [62] Желаю успеха! (франц.)

В оптимистическом пожелании удачи и в энергичном жесте рукой опять что-то напоминало ректора. Это было приятно и действовало обнадеживающе. С ректором у Гоги связывались самые хорошие воспоминания.

Если суховатая деловитость мсье Элара производила впечатление, если мсье Ледюк просто обворожил его, то мсье Гийо с первого же взгляда показался мало симпатичным. Неприветливый взгляд узких черных глаз, вечно хмурое, смуглое и некрасивое лицо, маленькая голова с седеющими, стриженными бобриком жесткими волосами на массивном теле делали его и внешне непривлекательным. В наружности его было что-то азиатское, и если б не его огромный рост, можно было бы предположить, что в жилах его течет немалая доля индокитайской крови. Он выглядел пожилым не столько по возрасту, сколько по наружности и характеру. Трудно было представить, что он когда-нибудь с вожделением посмотрел на женщину или, наоборот, что женщина одарила его благосклонной улыбкой.

Экспортный отдел находился в дальнем углу весьма обширного, неуютного зала, который не мешало бы отремонтировать. В нем занималось непонятными пока Гоге делами несколько десятков служащих, главным образом китайцев. Письменные столы, шкафы, секретеры, стулья, пишущие машинки — все было не новое и не слишком высокого качества. Внешний вид конторы не шел ни в какое сравнение со служебными залами телефонной компании, не говоря уже об «Амэрикен Трэйдинг Компани». А между тем фирма «Дюбуа и К°» вела крупные торговые операции, считаясь одной из солиднейших компаний во всей Азии.

Когда Элар представил Гогу Гийо, тот молча кивнул головой, даже не подав руки.

— Вот ваше место, — указал он головой на свободное кресло за боковым письменным столом.

Элар ушел. Гога сел, куда ему указали, не зная, что делать, и чувствуя себя очень неловко. Гийо подозвал одного из китайских служащих и тихо сказал ему что-то. Молодой китаец снял с полки две толстые папки и с вежливым полупоклоном положил их перед Гогой.

— Что я должен с ними делать? — спросил Гога.

Китаец молча улыбнулся и глазами указал на Гийо, после чего удалился.

— У китайцев не спрашивают, что надо делать, им говорят, что делать, — глухим, точно из колодца доносившимся голосом промычал Гийо. — Вы что, вчера только в Шанхай приехали?

— Нет, мсье Гийо, я уже пять лет живу здесь, — со всей возможной вежливостью ответил Гога, хотя слова начальника его покоробили.

— Это переписка с нашими контрагентами, — пояснил Гийо более чем кратко.

«Что такое контрагенты?» — спросил себя Гога, но вслух задавать этот вопрос не решился. Ему вообще хотелось как-нибудь выпасть из поля зрения Гийо.

Гога открыл первую папку и начал листать подшитые страницы. Это были копии деловых писем разным фирмам во Франции, Голландской Индии, Бельгии и даже Португалии, а также ответы на них. Гога читал письма, часть из которых была написана по-французски, часть по-английски, и мало что в них понимал. «Ничего, — утешал он себя, — постепенно втянусь, пойму». Пока же он уяснил только одно: что такое контрагенты. И на том спасибо.

Два дня ушло у Гоги, чтоб перечитать обе папки, и за эти два дня Гийо не обмолвился с ним ни единым словом. На третий день, окончательно одолев обе папки и подозвав жестом того самого китайца (он хотел было сам отнести папки на место, но вспомнил первое наставление Гийо и остался за столом), он вернул их ему. Что теперь делать? Сидеть сложа руки за пустым столом в нескольких шагах от угрюмого начальника в то время, как все вокруг чем-то заняты, было сущей пыткой, и Гога выдержал ее не более получаса. Наконец он придумал себе занятие. Взяв несколько листов чистой бумаги, он записал по памяти, с какой фирмой и какими товарами ведет торговлю «Дюбуа и К°». Такая памятка несомненно пригодится в будущем. Но этого дела хватило всего на час с лишним. А дальше что? Гога украдкой посмотрел на свои ручные часы: 11.40, приближалось время обеденного перерыва. Слава богу!

Вернувшись в контору в два часа дня, Гога уже решительно не знал, за что взяться. Пока не было Гийо (тот появился только около трех часов), Гога успел познакомиться и переброситься несколькими фразами с сидевшими по соседству китайцами, от которых узнал для себя мало полезного.

Показывать им, что он ровным счетом не знает, чем заняться, Гога стеснялся, откровенничать же с новым иностранцем китайцы не решались.

Протопав своими плохо сгибающимися в коленях тяжелыми ногами, Гийо уселся в кресло, которое заскрипело под ним, словно напоминая о своей ветхости, и закурил сигарету. Потом он вызвал звонком одну из машинисток, миловидную, белокурую девушку славянского типа, и дал ей перепечатать письмо, затем довольно долго и маловразумительно (для Гоги, во всяком случае) говорил по телефону с какой-то фирмой, говорил на том ужасном английском, ставя все ударения на последнем слоге, на котором говорят только французы — народ, неспособный к иностранным языкам. За все это время он ни разу не взглянул в сторону Гоги.

А тот сидел, чувствуя себя совершенно ненужным. Моментами ему хотелось вскочить, убежать и больше уже не возвращаться сюда.

«Ну что мне делать, Боже мой, что мне делать? К кому обратиться? Ведь не могу же я сидеть так все время, словно истукан какой-то? Или это я сам так бездарен, что не в состоянии понять, что от меня требуется? Ведь чем-то же заняты все другие, только я один так сижу!»

И, поймав наконец на себе взгляд начальника, Гога обратился к нему:

— Monsieur, voulez vous bien m’expliquer quels sont mes devoirs?

— Vous n’êtes pas à l’école. Vous travaillez ici. Quand on aura besoin de vous, on vous le dira… [63] — Мсье, будьте добры объяснить мне, каковы мои обязанности. — Вы не в школе. Вы здесь работаете. Когда вы понадобитесь, вам скажут… (франц.) — ответил Гийо и, не договорив еще, перевел взгляд на лежавшую перед ним бумагу.

«Когда я понадоблюсь», — мысленно повторил Гога. Значит, все же этот момент когда-нибудь наступит». Даже такой ответ принес облегчение.