Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт [litres]

– Извините, – сказала она, прижимая пальцы к вискам.

Ветер завывал под дверью и дребезжал стеклами в окнах. Буря становилась сильнее. Грозила ли Торнфилду опасность?

– Боже, мне кажется, что я не могу дышать. – Элис отодвинула стул назад.

Она поднялась с места и стала мерить шагами пол.

– Элис? – В лице Джун читалась тревога. – В чем дело?

– Ни в чем, – ответила Элис резко, отмахиваясь от заботливого тона Джун.

Она зажмурилась, прежде чем слезы потекли из глаз. Она старалась отогнать образ дома Огги, который душили огненные розы.

– Дело не только в шторме, и что-то явно неладно, Элис. В чем дело? – спросила Твиг.

Элис вспомнила, как возле дома Огги с дерева рухнул сук.

– О чем ты не хочешь мне рассказывать? – проговорила она. – Чего я не знаю?

– Что? – Джун побледнела.

– Я не знаю. Я просто, я не… – Элис мотнула головой. – Прости. – Она выдохнула и на миг снова зажмурилась. – Я получила письмо от Огги сегодня, это было как гром среди ясного неба, и я расстроена. – Она подняла взгляд.

Кэнди растерянно переводила взгляд с Твиг на Джун. Твиг спокойно посмотрела на Элис. По лицу Джун ничего нельзя было прочесть.

– Что было в письме? – Твиг опустила вилку.

– Немногое. – Элис покачала головой. – Только то, что он хотел, чтобы старые раны зажили. Он женат, и он стал отцом. Он хочет, чтобы у меня «была благополучная жизнь», – голос Элис дрогнул, – но он не сказал, почему бросил меня или что заставило его уехать. И я просто не понимаю… Я не знаю, почему я здесь, как моя жизнь превратилась в это.

Она сделала глубокий прерывистый вдох.

– Я не знаю, кем мне суждено быть и где я должна быть, – продолжила она. – А теперь еще и надвигается гребаное наводнение с циклоном, и мне страшно. Я не знаю, кто я без этого места. Что будет, если мы лишимся цветов? Почему бы нам не начать разговаривать больше? О чем угодно? Я так устала от всего, чего мы не говорим друг другу. Я хочу знать больше. Я хочу по-настоящему поговорить, а не получать букет цветов каждый раз, когда я слишком близко подбираюсь к больному вопросу. Я хочу знать, Джун. – Она умоляюще посмотрела на бабушку. – Я хочу услышать это от тебя. Все. О моих родителях. О том, откуда я родом. У меня просто это огромное чувство, ощущение… – Она запнулась, подыскивая слова и рисуя руками в воздухе пустые круги. – Чувство ожидания чего-то, что никогда не случится. Ты говорила, Джун, что, если я найду свой голос, ты найдешь ответы…

Ее плечи безнадежно поникли.

В скулах Джун залегли тени.

– Элис, – начала она, вставая и делая несколько шагов к ней.

Элис с надеждой всматривалась в ее лицо. Снаружи завывал дождь.

– Я не ухожу никуда. Ты поймала меня, – тихо сказала Джун.

Элис почувствовала укол разочарования.

– Это и есть твой ответ на все, не так ли? – горько проговорила она. – Отмести это все прочь, потому что я поймала тебя.

Видя, как ее колкие слова врезаются в бабушку, Элис содрогнулась.

– Прости, – сказала она, беря себя в руки. – Мне жаль, Джун.

– Нет, – пробормотала Джун. – Ты имеешь полное право злиться.

Она сложила свою салфетку и вышла из комнаты. Через мгновение Твиг отодвинула стул и вышла следом.

Элис положила голову на руки. Джун лишь пыталась заботиться о ней. Почему бы просто не перестать к ней цепляться и не оставить все, как есть? Но тут же возникал другой вопрос. Почему бы Джун просто не рассказать все, что Элис хотела знать? И почему этого не мог сделать Огги? Если уж после восьми лет тщетных попыток он наконец написал ей письмо, уже живя своей сложившейся жизнью и имея собственную семью, почему ему понадобилось что-то от нее скрывать?

Кэнди начала убирать со стола.

– Мне жаль, – снова сказала Элис.

Кэнди кивнула.

– Тут никто не виноват, горошинка. У всех есть свои грустные истории. Для этого места это обычное дело, и так было всегда. Из этих историй и растут наши цветы. – Она неловко звякнула вилками. – Внутри у Джун перепуталось так много этих историй, что она, думаю, даже не представляет, с чего начать.

– Ну так, может, с самых простых вещей? – простонала Элис. – Например, «Элис, вот так твои родители познакомились», или «Элис, вот почему твой папа уехал», или «Элис, вот кем был твой дедушка».

– Я понимаю тебя. Но она, вероятно, считает, что если она расскажет одну историю, то ей придется рассказать еще десять, связанных с этой. Вытащи один корень, и все растение окажется в опасности. Эта мысль, должно быть, ужасает ее. Можешь себе представить, каково это – иметь дело со всеми этими корнями и отростками, если ты кто-то, кто так любит контроль, как Джун?

Кэнди помедлила в дверном проеме с букетом вилок в одной руке и керосиновой лампой в другой.

– Ужасно, наверное, постоянно таскать на себе бремя желания рассказать кому-то что-то – что-то, что ему нужно узнать, но что пугает тебя до одури, потому что тебе нужно спуститься в такие глубины себя, в которые тебе спускаться совсем не хочется, найти там историю, которую ты уже никак, черт возьми, переписать не можешь.

– Но в какое положение это ставит меня? Единственный член семьи, который у меня остался, не желает рассказывать о нашей семье. У меня есть только истории из вторых рук, и, как бы я ни ценила все, что об этом месте и о моей семье рассказываешь мне ты, или Твиг, или даже Огги, это не то же самое, как если бы мне это рассказывала Джун. Ваши истории не то же самое, что ее.

– Да, не то же, – кивнула Кэнди. – Но как я всегда говорила тебе, горошинка, у тебя, по крайней мере, история есть. Ты хотя бы знаешь свое происхождение. Не надо недооценивать то, какой дар…

– Я так и не делаю, – прервала ее Элис, стараясь говорить ровным голосом. – Я знаю, что ты желаешь мне добра, Кэнди, но мне начинает надоедать, что меня все время затыкают советом быть благодарной за ту историю, что у меня есть, вместо того, чтобы дать мне те истории, которых у меня нет. Истории, которые Джун обещала мне, когда я еще была ребенком. И так и не дала.

Комната наполнилась шумом ливня. Через некоторое время Кэнди откашлялась.

– Мне правда жаль, что так вышло с Огги.

Элис не ответила.

Кэнди вышла из комнаты и забрала большую часть света с собой.

В ту ночь Элис билась и металась в огненном море снов. Снова и снова она пыталась докричаться до матери, которая оставила одежду на берегу. Снова и снова море огня не пропускало ее. На выжженном пляже волк и лиса бегали друг за другом по дюнам, их хвосты горели. На отмели мальчик играл с бумажной лодкой, ее края обугливались и подергивались пламенем. Проснувшись в холодном поту, Элис поднялась с постели. От нервного истощения виски вибрировали. Она включила лампу и пошла вниз сделать себе чашку чая.