Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт [litres]

Она разорвала конверт. Очень быстро пробежала глазами по черным каракулям, успевая прочесть лишь каждое третье или четвертое слово. Внизу было его имя, написанное его рукой. Огги .

Она начала сначала, заставляя себя читать медленно, впитывать каждое слово.

Zdravey, Элис,

я потерял счет попыткам написать тебе это письмо. Мои черновики могли бы, наверное, заполнить целую коробку – письма, полные вещей, о которых я не решаюсь тебе сказать. Но верно говорят: время справляется с болью как никакое другое средство. Теперь, похоже, прошло достаточно лет. Это письмо я собираюсь написать и действительно отправить тебе.

Честно говоря, с той ночи, когда мы должны были встретиться у реки, я постоянно думал о тебе. Я читал в интернете, что ты взяла в свои руки бразды правления Торнфилдом и под твоим руководством бизнес процветает. Я видел, как год за годом в твоем профиле меняется фотография. В твоих глазах я все еще вижу ту девочку, которую я помню.

Но это было давно. Мы теперь другие люди. У нас другие жизни.

Я живу и работаю в Софии, с моей женой Лилией. Пять лет назад у нас родилась дочь. Ее зовут Ива. Она очень похожа на тебя времен нашего детства. Она дикая и любопытная, мечтательная и чувствительная, и она любит книги. Особенно сказки. Ее любимая – известная болгарская сказка о добром наивном волке и подлой хитрой лисице. Мораль в том, что хитрецы всегда будут пользоваться твоей слабостью, если ты им это позволишь. Ива просит меня перечитывать ее снова и снова. И я читаю ее столько раз, сколько выдерживаю; Ива все время плачет из-за волка. Она каждый раз меня спрашивает, как же волк не замечает, какая на самом деле хитрая лиса. Я не знаю, что ей ответить.

После стольких лет я пишу тебе, чтобы рана зажила. Я хочу, чтобы ты была счастлива. После всего случившегося я желаю тебе благополучной жизни.

Береги себя. Присматривай за Торнфилдом.

Элис с силой закусила нижнюю губу. Уронила письмо и склонилась на руль, глядя, как молнии разрывают грозовые облака. Стая розовых какаду прокричала с серебристо-зеленой кроны эвкалипта. Впереди манила дорога, уводящая из города. Как бы ей хотелось узнать, куда этот путь мог ее привести. Что, если бы она прямо сейчас поехала по нему и не останавливалась бы? Ее несбывшиеся мечты повисли тяжелым грузом у нее на ребрах, и его лишь слегка облегчали вздохи. Она представила, что каждая из них была спрессованным цветком, каждая была раздавлена, когда еще была жива, – сувениры на память о том, чего так и не произошло. С силой пнув дверь, она вытерла слезы и пустила грузовик полным ходом. Правда была в том, что винить ей было некого, кроме себя. За то, что не поехала следом за Огги. За то, что не бросила все, пока было можно. Почему она осталась? Такой она сделала свою жизнь, отдав себя возделыванию земли, в которой росли секреты и цветы. Однажды она достанется ей, но Элис не нужно было ни квадратного сантиметра этой земли.

Она опять схватила его письмо с горестным стоном, снова и снова пробегая глазами по строкам.

В твоих глазах я все еще вижу ту девочку, которую я помню. Но это было давно. Мы теперь другие люди. У нас другие жизни .

Не вполне понимая, что она делает, Элис вдавила в пол педаль газа, шины разбрасывали в стороны камни. Повинуясь прихоти, она, вместо того чтобы повернуть домой, поехала в противоположном направлении по Главной улице. Резко свернула влево на темную дорожку, скрытую за кустами. Прорвалась через густые заросли, а потом ехала по аллее эвкалиптов, пока не достигла дома Огги. Она не возвращалась сюда восемь лет.

Когда Элис въехала на площадку перед домом, она ахнула и выскочила из грузовика в крепнущую бурю. Огненные розы поглотили дом. Они заползли со всех сторон, покрыли стены и крышу. Везде, куда бы ни посмотрела Элис, одичавшие кусты буйно цвели, пламя роз душило дом. Аромат был ошеломляющим.

Элис выкрикнула его имя в никуда. Ветер ужалил ее лицо. Она стала шагать туда-сюда. Восемь лет он знал, где она была и что делала со своей жизнью. Ему понадобилось восемь лет, чтобы написать ей. Почему той ночью он не пришел к реке на встречу с ней? Что случилось с ним? Почему он так долго ждал, прежде чем выйти на связь? Для какого признания ему не хватало смелости? Как мог он прожить с другой женщиной ту жизнь, которую они планировали вместе? Почему в своем письме он отвел столько места для рассказа о любимой сказке своей дочери? Все эти годы он знал, где она была, в то время как она ничего о нем не знала, даже не имела понятия, все ли с ним в порядке; она годами прочесывала интернет в поисках его имени, но ничего не находила. Для Элис это было так, как будто Огги всего лишь приснился ей.

Ветер отрывал розовые бутоны от стеблей, бросая их к ногам Элис. Она загребла пригоршню лепестков и порвала их на кусочки. Она набросилась на увитый розами дом, стала отдирать лозы, резавшие ей руки своими шипами. Она рвала, и хватала, и плакала, отдаваясь приступу ярости, и горя, и унижения.

Неожиданный поток дождя разрушил ее транс. Элис пораженно остановилась, как будто вдруг пришла в чувство. Дождь разбивался в брызги о ветровое стекло. Она села, переводя дыхание. Посмотрела на дом из-за дворников.

Стрела молнии поразила куст рядом. За этим последовал оглушительный треск, когда ветвь эвкалипта упала на землю. Элис вскрикнула и развернула свой грузовик. Она поехала прочь, с лепестками роз, прилипшими к коже.

Когда Элис вернулась в Торнфилд, все были в тревоге и суетились, стараясь защитить дом, общежитие и мастерскую, привязывая разные предметы и перетаскивая в дом все, что привязать было нельзя.

– Что происходит? – спросила Элис у Джун, прикрывая свои припухшие глаза.

– Буря! – крикнула Джун. – Мы бежали от нее всю дорогу из города. В прогнозе погоды сказали, что ожидаются циклонные наводнения.

– Наводнения? – Элис в ужасе посмотрела на цветочные поля.

– Так сказали. Надо двигаться поживее, Элис. Давай же.

Дождь не прекращался. Они трудились изо всех сил, чтобы защитить ферму, но они не так уж много могли сделать, чтобы оградить грядки от прихоти ветра и всхлипывающего дождя. Электричество отключилось вскоре после заката. Окна общежития были наполнены светом фонарей и свечей, то же было в столовой дома. Кэнди, Твиг, Джун и Элис доедали то, что осталось от карри с кассава, которое Кэнди подогрела на походной газовой плите.

– У тебя все нормально, горошинка? – спросила Кэнди, предлагая Элис миску с порезанным кориандром. – Ты такая тихая.

Элис отказалась, отмахнувшись вилкой.

– Это просто из-за бури.

Слова Огги не выходили у нее из головы. Что-то в любимой сказке его дочери не давало ей покоя. В растерянности она бросила свой столовый прибор на стол, он звякнул громче, чем она предполагала.