Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт [litres]

Паника стискивала ее тело, пока она неслась на грузовике по городу. Она резко съехала на подъездную дорогу к дому Огги, грузовик мотало туда-сюда на неровной колее, пока он не затормозил у дома.

На крыльце стояли два кресла возле стола, на котором высилась ваза со свежей розой – словно в любой момент дверь могла распахнуться и на пороге появилась бы Боряна и предложила чай.

Элис подбежала к парадной двери, ожидая, что она будет заперта. Она легко открылась. Внутри все было как обычно. Никаких признаков несчастья. Ни следов хаоса, нежданной беды или чего-либо еще, что могло помешать ему встретиться с ней у реки. Она прошлась по дому. Он выглядел жилым и гостеприимным, но что-то было не так. Слишком аккуратно. Или, может, она просто не хотела принять самое очевидное объяснение и правду, которую в глубине души уже знала? Он отвез Боряну домой в Болгарию; он передумал и уехал без Элис. Ветер гулял по дому с приглушенным свистом.

Розовый сад на заднем дворе выглядел роскошно. Элис подумала о розовых долинах, выросших из золота и останков королей, о море лепестков огненного цвета. Она стала отрывать розовые цветки от стеблей, крошить их и бросать лепестки себе под ноги.

Он уехал без нее.

Элис стояла среди разбросанных лепестков, когда подъехала Джун. Она не заметила, как ее колени подвернулись. Когда она очнулась, то обнаружила себя распростертой на земле, в объятиях Джун. Она чувствовала запах кожи Джун, свежевспаханной земли, виски и мятных конфеток.

– Ты упала в обморок, Элис. Но уже все в порядке, я держу тебя, – успокаивала ее Джун.

– Он уехал без меня. – Она начала всхлипывать.

Джун крепче прижала ее к себе и стала покачивать.

Так они просидели вдвоем долго, пока плач Элис не утих и не перешел в икоту.

– Поехали домой. – Джун нежно стиснула руки Элис.

Элис кивнула.

Они помогли друг другу подняться на ноги, отряхнулись и пошли вокруг дома, каждая к своему грузовику. Элис медленно поехала обратно в Торнфилд. Джун ехала следом.

Когда они были дома, Элис сразу убежала наверх в свою комнату. Джун не стала ей мешать: девочка, должно быть, вымоталась . Джун отогнала от себя мысль о том, что Элис всю ночь прождала Огги. Что сделано, то сделано, зато теперь ее внучка в безопасности. Все к лучшему. Все к лучшему , – повторила она себе настойчивее. Она открыла входную дверь, не потрудившись притворить ее за собой. Элис здесь. Ей больно, но она достаточно молода, чтобы преодолеть такую боль. Она в безопасности. Она достаточно близко, чтобы Джун могла позаботиться о ее безопасности.

Джун подошла к холодильнику и налила себе стакан холодной содовой. Она достала лимон из морозилки, порезала его дольками и кинула две себе в стакан. Потом она быстро дошла до кабинета, достала виски, открутила крышечку и долила себе виски. Перемешав все пальцем, она подошла к раковине и выпила стакан залпом.

Скоро Торнфилд будет препоручен заботам Элис. Это будет следующий шаг. Девушка с разбитым сердцем так же уязвима, как деревянный дом без противопожарного расстояния в сезон лесных пожаров: любая искра может поглотить ее. Джун видела, как это произошло с другой сиротой – Агнес, поглощенной Клемом. Теперь здесь была Элис, в которой соединились они оба. Порой один взгляд на Элис, такой похожей на Клема, заставлял Джун прикладываться к фляжке еще до завтрака. А иногда ее нежная и прихотливая красота создавала иллюзию, что Агнес снова приехала в Торнфилд.

Джун не могла этого перенести. Она не повторит свою ошибку, не потеряет снова свою семью. Она сделала все необходимое, чтобы этого избежать. Что теперь было нужно Элис, так это отвлечься и почувствовать себя независимой. Нужно было ощущение самодостаточности, цель и свобода. Именно это Джун и собиралась ей предоставить.

Элис колола и скоблила ствол красного речного эвкалипта, пока от усилия не начало болеть запястье. Она возвращалась к реке каждую ночь целую неделю. Чем больше проходило дней, когда она не получала ответов и не видела Огги, который мог бы эти ответы ей дать, тем сильнее Элис ощущала, что фамильное проклятие реки, со всеми ее тайными историями, пало и на нее. Проклятие, начавшееся с первого имени в списке на стволе дерева – Рут Стоун.

За годы Элис едва ли узнала о Рут что-то, кроме того, что ей в девять лет рассказала Кэнди: Рут Стоун принесла в Торнфилд язык цветов и вырастила его на этой земле вместе с дикими цветами Австралии, семена которых ей дал ее злосчастный любовник. Сколько бы раз Элис ни просила Твиг и Кэнди рассказать о Рут, они говорили ей спросить об этом Джун, но, когда Элис обращалась к Джун, ее ответы всегда были туманными. Рут Стоун – та, благодаря кому Торнфилд выжил , – всегда отвечала она. Или говорила что-нибудь не менее загадочное: Благодаря Рут эта земля однажды перейдет к тебе . Элис всякий раз хотелось возразить, что вообще глупо думать, будто кто-то может владеть землей, или деревьями, или цветами, или рекой. И всякий раз ее отвлекал менее глобальный вопрос. А как же папа? – спросила она однажды Джун. – Разве не ему должен был достаться от тебя Торнфилд? Джун не ответила.

Хотя Джун и написала в письме к десятому дню рождения Элис, что, если Элис найдет свой голос, Джун найдет ответы, она ни разу не попыталась заговорить о Клеме. Или об Агнес. Или о том, как они сошлись и почему уехали. Всю информацию о родителях или о том, что произошло между ее отцом и Джун, Элис собирала из разрозненных кусочков полуправды. Она знала: история ее семьи похоронена в земле, в которой Джун выращивала цветы, способные выразить то, что слишком тяжело облечь в слова. Но она не знала, где копнуть. Только докучая без конца Цветам своими вопросами, Элис смогла сложить воедино одну простую правду: даже Джун не была защищена от судьбы и любви. Они разжевали по кусочкам всю ее жизнь, а из того, что выплюнули, слепили женщину, которой Джун была теперь. Ее отец умер, когда она была еще совсем юной, а любовник и сын покинули ее. Каждый раз, когда она проникалась любовью к мужчине, ее сердце разбивалось. Элис связывали с Джун кровь и горе, а теперь и общая доля: ждать выполнения обещания только для того, чтобы потом остаться брошенной и надломленной у реки.

Элис кромсала перочинным ножиком ствол дерева, чтобы соскрести имя Огги с коры. Она врезалась в буквы его имени, его улыбку, его доброе сердце и мягкий характер. Закончив это, она бросила нож в реку и туда же стала кидать камни, которые находила поблизости.

Она упала на землю и свернулась калачиком, всхлипывая. Она никогда больше не позволит любви одурачить себя.

Джун наблюдала в окно, как Элис возвращается с реки. Она ступала тяжело, неся груз своей печали, ее лицо было таким же измученным, как тогда, когда ей было девять и Джун только привезла ее домой из больницы. Но, по крайней мере, она была здесь. Джун не потеряла ее.