Холли Ринглэнд - Потерянные цветы Элис Харт [litres]

На закате следующего дня, когда Лулу была на кухне и перемалывала чили с какао-бобами, она заметила краем глаза, что кто-то прошел мимо окна. Она дождалась, когда сумерки сгустятся, а потом выскользнула наружу – в тени своего сада. Снова Дилан сидел на красном песке, привлеченный открытыми освещенными окнами дома Элис. Элис, пританцовывая, готовила на кухне, ее мокрые волосы свободно падали на спину. Блюз веял в прозрачном лиловом воздухе. Она сделала несколько па у духовки, поставила две тарелки на стол и положила на них ужин. Немного для себя, немного для своей собаки. Дилан не двигался с места, пока она не пошла спать, потом развернулся и отправился домой.

Ночь за ночью Лулу не могла заставить себя перестать следить за Диланом, которого влекли через песчаные дюны горящие окна в доме Элис, и ненавидела себя за это. Она начала ждать того часа, когда тени становились достаточно длинными, чтобы наблюдать, как он крадется среди деревьев. Скрываясь в темноте, он сидел снаружи, пока Элис пила чай и читала книгу, или смотрела кино, сидя на диване со своей собакой, или же приводила в порядок домашние растения и книги, после того как взялась обустраивать свой дом. Он всегда соблюдал дистанцию, до ночи, предшествовавшей дню рождения Элис. Элис как раз вернулась с прогулки, когда Лулу увидела, что Дилан вышел из тени и бесшумно проскользнул через калитку в конце участка. Он пробрался через кусты триптомен, оказавшись до дерзости близко, почти в свете горящих гирлянд. Он смотрел. Казалось, он ждал чего-то, что было вне поля зрения Лулу.

Она даже не попыталась сопротивляться соблазну последовать за ним: вышла со двора и сделала большой круг, обойдя дюну за домом Элис. Она спряталась за толстый ствол пустынного дуба, откуда она могла видеть Дилана, подглядывавшего из кустов за Элис, которая сидела дома за столом и доставала из карманов цветы. Она складывала их между страницами тетради, которую она держала так бережно, словно это было яйцо. Она начала писать, потом замерла. Направила в темноту невидящий взгляд. Тогда это и случилось: Лулу услышала, как Дилан затаил дыхание, а потом стал дышать тяжелее, как если бы Элис смотрела прямо на него своими большими зелеными глазами, как если бы это он был той причиной, по которой ее лицо озарилось надеждой. Лулу понеслась домой что было сил. И поэтому, говорила она себе, ее вырвало в раковину горячей желчью.

В конце вечеринки-сюрприза, когда Дилан и Элис ушли вместе, Лулу притворилась спящей. Поведет ли он Элис встречать рассвет вместе, чтобы сблизиться с ней, как это было с Лулу?

Лулу остановилась у задней двери и ждала, пока не убедилась, что они, спотыкаясь, вышли из-за дюн. Он проводил Элис домой и еще долго медлил, после того как она исчезла внутри. Палящее солнце уже поднялось высоко, когда он, наконец, развернулся и пошел прочь, с бестолковой пьяной улыбкой на лице. Она не могла заставить себя двинуться с места и надолго, после того как он скрылся за дверью своего дома, замерла, уставившись в одну точку.

Вечером после праздничной вечеринки Элис свернулась на кушетке и смотрела через сад на калитку в конце участка. Силуэты птиц, возвращавшихся в свои гнезда, метались в воздухе, сплетаясь на лету в темные созвездия, как в театре теней. На почерневшем мертвом дереве у самой ее двери вечерние лучи осветили шелковистые следы, оставленные процессией стрекоз. Элис читала об этом в ежегодном путеводителе по флоре и фауне парка: они следовали друг за другом по шелковым следам, которые они оставляли за собой и которые можно увидеть, только когда они отражают свет.

В ее доме царила тишина, нарушаемая время от времени лишь щелчками в электроотоплении, сопением Пип и бульканьем чайника на плите. Из-за ноток ароматов лимонной травы, кориандра и кокоса в животе у нее заурчало. Она смотрела на калитку. Она ждала. Освещение из золотого стало коричневым. Голос Дилана звенел у нее в ушах: Я схожу домой, приму душ и приду. Через заднюю калитку .

Она возвращалась домой из города, когда заметила на обочине серпантина его пикап и его силуэт на ближайшей станции радиосвязи. Он увидел ее и помахал. Она притормозила и выскочила из машины. Все ее тело охватило лихорадкой при виде его.

– Пинта-Пинта, – приветствовал он ее с сияющим лицом, тронув краешек полей своей шляпы.

– Добрый денек, – усмехнулась она.

– Не очень сильное похмелье?

Она покачала головой.

– Как ни странно, нет. Скорее недосып, пожалуй.

– У меня то же самое.

Воздух отяжелел от сладкого аромата зимней мимозы.

– Как твой первый день двадцатисемилетия? – спросил он.

– День завоза необходимых вещей. Ездила в город за покупками, – рассмеялась она.

– А, – кивнул он понимающе, присоединяясь к ее смеху, – отличный был день.

– Был. Но он еще не закончился. – Она помедлила. – Что делаешь сегодня вечером? – выпалила она, глядя на него.

Он посмотрел ей в глаза.

– Ничего особенного.

– Я собираюсь приготовить свежий тайский зеленый суп-карри. Моя первая попытка. Что скажешь? – предложила она.

– Ням.

– Так что, – она старалась сохранять голос ровным, – присоединишься?

– С удовольствием. – Он улыбнулся.

– В шесть?

Он кивнул.

– Я схожу домой, приму душ и приду. Через заднюю калитку.

– Отлично, – произнесла она беззаботно.

И он пришел, луч от его фонаря скользил сквозь спинифекс, освещая путь к ней. Она встала и поспешила в спальню. Стоя возле окна в тени, она смотрела и ждала.

Он подошел к калитке, поднял крючок и опустил его за собой. Бледный свет звезд падал ему на плечи. Он выключил фонарик и пошел на ощупь через триптомены к патио в свете включенных гирлянд.

– Пинта-Пинта? – позвал он у двери.

– Привет. – Она направилась через комнату с легкой улыбкой на лице и открыла застекленную заднюю дверь.

Он вытер ноги о коврик и вошел. Она вдохнула невидимые завитки аромата его одеколона, на миг прикрыв глаза. Он снял свою шляпу акубру и одобрительно огляделся: цветы в горшках, рисунки, книги, плетеные коврики, стряпня, стол. Она притворилась, что все это было для нее, но на самом деле все это было в надежде на этот самый момент.

– Есть хочешь?

– О да, – ответил он, повалившись на диван.

– Похмелиться? – предложила она.

– Никогда не отказываюсь, – сказал он.

Она открыла холодильник и достала две бутылки пива. Пиво запенилось, когда крышки слетели, и это шипение принесло ей такое облегчение, что ей захотелось открыть сразу дюжину.

– Будем, – сказала она, передавая ему бутылку.

– Будем, – сказал он с кивком.

Когда они чокнулись бутылками, нервы ее превратились в вертящийся колесом фейерверк, который прокатился по всему ее телу.