Сэмми Гронеманн - Хаос

— А с другой стороны, — смягчил риторику коллеги Гессе, обращаясь к вконец обалдевшему Остерману. — Если вы нам сейчас выдадите вашу информацию целиком и полностью, это будет доказательством того, что вы наш человек. И в таком случае мы, конечно, будем считаться с вашими пожеланиями и статью об общественной морали напечатаем без упоминания вашей фамилии. Не так ли, Шлифаке? И вам не придется платить за это ни пфеннига!

— И после, если возникнут какие-то неприятности, вы тоже не откроете мое имя? — заискивающе спросил Остерман.

— Ручаемся честью «Горна» и нашей собственной, — торжественно пообещал Гессе. — Не сомневайтесь: редакционная тайна!

— То, что я расскажу, может поссорить меня с моей… с кем-нибудь из гостей на празднике! Могу я быть уверен, что все останется между нами? Не появится на страницах газеты?

— Ни в коем случае! — убедительно засвидетельствовал Шлифаке. — Вся эта история имеет для нас некую ценность, только если не просочится в прессу!

Заверение прозвучало туманно, но успокоило Остермана, и он поведал внимательным слушателям, в особенности Гессе, о пришествии Йосла в дом Ленсена.

— Ну, многого-то из этого не выжмешь, — разочарованно проворчал Шлифаке. — А что потом случилось с этим пареньком?

— Что было дальше, я не знаю. Моя… Гости поспешно разошлись, и что там происходило в семье, никому не известно. Так когда выйдет моя статья? Без подписи, конечно. Редакционная тайна!

— Строгая анонимность! Завтра пойдет в печать первая часть. Итак, господин кандидат, надеемся часто получать из-под вашего пера новые исследования, и так же часто наслаждаться поучительными беседами.

На прощание все пожали друг другу руки.

— Произведет эффект! — сказал Гессе.

— Разорвавшейся бомбы! — сказал Шлифаке.

— Вперед! За немецкую добропорядочность и благонравность! — сказал Гессе.

— Ядреную, смелую, отважную! — сказал Шлифаке.

— И анонимную! — напомнил Остерман.

Излишне осторожничать полезно не всегда.

Подчас даже неосмотрительно.

Председателю ландгерихта Ленсену пришлось испытать это на собственной шкуре.

Когда раввин по телефону сообщил ему об отказе Кайзера от назначенной ему стипендии и что теперь стипендию может получить Остерман, Ленсен немало порадовался. Он уже собирался пойти сообщить своим дамам приятную новость, как вдруг в сердце закрались сомнения. Черт его знает, этого «душку» Магнуса! Уже во время телефонного разговора в памяти невольно всплывало имечко, придуманное Эльзой, а когда он повесил трубку, чувство было такое, будто подержал в руках что-то липкое. Если сумасбродный профессор Хирш снова примется обрабатывать Магнуса, тот может в конце концов уступить. Так что Ленсен решил, чтобы избежать новых ссор и разочарований, не разглашать неожиданный поворот дела, пока у него на руках не окажется окончательный результат.

Он снова пустил документацию в оборот, приложив короткую сопроводительную записку об отказе Кайзера от стипендии. Следовало получить заявление о согласии на выплату денег единственному на настоящий момент кандидату Остерману.

Бумаги пришли к профессору Хиршу в пятницу и остались без движения до воскресенья, поскольку тот в субботу не занимался делами. И лишь в понедельник они добрались до доктора Магнуса. Внизу, под запиской попечителя, профессор написал крупными буквами:

«Нет!!! Не согласен!!! Противоречит уставу!!!

И все было трижды подчеркнуто красным карандашом.

Доктор Магнус кружил по комнате. Наверное, он поторопился связать себя обязательствами, дав предварительное согласие председателю фонда. Нет, профессора он не боялся. Но ведь и он сам на том заседании попечительского совета занял принципиальную позицию: выдача стипендии нееврейскому студенту противоречит уставу. Что теперь делать?

Таким образом, документы еще три дня пролежали у него на столе, вызывая жуткое раздражение. Наконец, истребив кучу черновиков, он написал свое заключение и остался доволен мастерски сложенной формулировкой. Складывая бумаги в конверт, он облегченно вздохнул.

Заключение гласило:

«Исходя из непреложного соблюдения свободы принятия решений впредь, а также сообразуясь с настоятельным волеизъявлением учредителя, покойного А., в качестве решающего фактора при всех постановлениях попечительского совета с одной стороны, с другой стороны принимая во внимание имеющиеся чрезвычайные условия и обстоятельства данного частного случая, я пришел, взвесив все за и против, к ответственному решению воздержаться от голосования.

Ленсен насмешливо улыбался, читая это послание, но он понимал Магнуса, прекрасно знавшего, как и он сам, что при воздержавшемся третьем члене, решающий голос принадлежит председателю.

Став глашатаем радостной вести, он надеялся растворить неприятный осадок, который определенно должен был остаться у всей аристократической фамилии после дня рождения Эльзы. По большому счету, все обошлось не так страшно, как казалось вначале. Его осенила счастливая мысль, перво-наперво отправить Хайнца в дальнее путешествие, чтобы предотвратить новые экстравагантные эксцессы и досадные кривотолки. Йозеф, как и прежде, ежедневно появлялся в доме, и официальная помолвка брезжила на горизонте, даже барон Ансельм, кажется, желал накрыть плащом христианской любви существование злосчастного кузена Йосла.

Так что удар молнии, ворвавшейся в дом Ленсенов с появлением экзотического гостя, вроде бы не вызвал возгорания. После ошеломляющего представления Йосла семье все светское общество словно окаменело, причем барон Ансельм и председатель так и застыли рука в руке. Все огорошенно таращились на Йосла, который не меньше других пришел в замешательство. Но и сам зачинщик Хайнц покраснел с головы до пят — пораженный и испуганный своей импульсивной выходкой и ее парализующим действием.

Лея оказалась той, что наконец разрушила чары. Она обладала редким даром в любых обстоятельствах встревать невпопад и тут с ледяной любезностью изрекла:

— Думаю, сейчас нам самое время откланяться. Не будем мешать встрече дражайших родственников.

Оковы пали, и все суматошно бросились раздавать крепкие рукопожатия. За дверью господину председателю пришлось еще отсылать полицейского, сторожившего на лестничной площадке. Когда все благополучно распрощались и он машинально проследовал в салон, то обнаружил там лишь Марту Мертенс и Йосла. Со злости хлопнув дверью, он зашагал в свой кабинет. Из спальни доносились всхлипывания жены, Эльза и Хайнц предусмотрительно разбежались по своим комнатам.

Гости разошлись от парадной, ни словом не обмолвясь об инциденте. Йозеф сопровождал барона Ансельма, они медленно брели вдоль канала в сторону Люцовплац.