Сэмми Гронеманн - Хаос

У пастора Боде созрел план.

Пастор Боде был таким человеком, что если уж строил планы, обязательно приводил их в исполнение. Он прибыл в Борычев с благой целью принести местечковым евреям Благую весть или, по крайней мере, из первоисточника почерпнуть знания о душах, которые намеревался спасти. Пока что ему не подворачивался случай вступить в контакт с евреями. Он искал точки соприкосновения в полной уверенности, что «начало — всему голова». Встреча с юным еврейским чтецом «Фауста» показалась ему знамением Небес, и он был полон решимости воспользоваться этой возможностью. Теперь же еще и запасся духовным оружием.

Следующими вечерами он стал чаще прогуливаться на бульваре в одиночестве и неизменно заставал там юную парочку, погруженную в изучение «Фауста». Он внимательно присматривался к ним, но те не обращали на него внимания.

Как-то раз он следовал за ними в отдалении и, когда молодые люди расстались, решительно ускорил шаг, чтобы нагнать медленно бредущего Йосла с книгой в руке.

— У вас в руках прекрасная книга, мой юный друг! — мягко вступил Боде, делая вид, будто мимоходом увидел обложку издательства «Реклам». — Ах, не пугайтесь! — добавил он, когда вырванный из собственных грез Йосл недоуменно уставился на незнакомца. — Не пугайтесь. Я просто заметил у вас хорошую книгу.

— А? — выдохнул растерянный Йосл. Он скривил широко открытый рот, прищурился и склонил голову набок. — А?

— Я говорю, хорошая у вас книга.

— Книга?

— Да. «Фауст» Гёте. Это прекрасная книга, но не на всякого.

Йосл постепенно приходил в себя.

— Вы знаете эту книгу? — недоверчиво спросил он.

— Разумеется, — улыбнулся пастор. — Это немецкий автор и одно из наших классических произведений. Скажите, вы его понимаете?

— Понимаю ли? Книгу? А почему нет? Вам там что-то не ясно?

Боде наморщил лоб. Он допускал, что его радушное покровительство может не встретить должного отклика, но никак не рассчитывал самому быть подвергнутым экзамену по катехизису. Он уже не был так уверен, что запланированное одолжение молодому еврею объяснить «Фауста» поднимет бурю восторга и благодарности.

— Не хотите ли навестить меня? — тем не менее решительно предложил он. — Я бы с удовольствием побеседовал с вами о «Фаусте».

— Хорошо, — бесстрастно ответил парень. — У вас, наверное, много вопросов. Я готов объяснить вам.

Такого поворота Боде не ожидал, это вызвало у него усмешку. Однако главным было то, что он завязывает с евреями более близкие отношения, что выявился общий круг интересов, а остальное приложится.

Вот и, к великому удивлению фрау Марты, вышло так, что получасом позже за большим рабочим столом возле пастора сидел Йосл и дискутировал с ним, будто так оно и положено.

Возникшие поначалу языковые трудности были легко преодолены. Если пастор не понимал какое-то слово, у Йосла тут же находилось с дюжину описаний, к тому же для вразумительности он постоянно использовал живой и выразительный язык жестов. А то, что хотел донести пастор, юноша интуитивно схватывал на лету.

Боде, которому «Фауст» служил лишь средством для достижения цели, упрямо на нее и выруливал — не напрасно же он одолевал ученое историко-литературное предисловие в своем издании Гёте.

— Те доводы, которые вы приводите, любезный друг, — подытожил Боде пространный разбор эпизода с Духом земли, — касаются лишь деталей и мелочей. Охватите идею в целом, которая есть основополагающая в «Фаусте» и к которой все сводится. Открою вам: это идея упоительной, всепоглощающей, все объединяющей любви! Той любви, которую проповедуют тысячи лет. Однако учение о любви зачастую не бывает услышано теми, кому оно предназначается, а его провозвестники кончают жизнь на кресте…

Здесь в начале, в «Прологе на небе» — это, собственно, мощный, сильный, жесткий Ветхий Завет — спор Господа с Сатаной. Договор. Закон. А здесь в конце — преображающая любовь, которая есть единое с верой и надеждой. Фауст проиграл спор, он удовлетворен. По сделке его душа должна достаться Сатане, и Сатана настаивает на исполнении договора, скрепленного кровью — на законе, так сказать, на своем формальном праве. Но любовь превыше закона, и «Осуждена!» из первой части Божьей милостью обращается в «Спасен!». Фауст не попадает в ад, нет, его бессмертная душа препровождается в вечное блаженство, а разочарованный и обманутый в своих надеждах Сатана сломлен. Вот она, идея «Фауста», в ней высокая нравственная сила!

Йосл слушал пастора с открытым ртом. Задав несколько уточняющих вопросов, он убедился, что верно понял суждение оппонента. Потом принялся лихорадочно листать книгу, одновременно взволнованно раскачиваясь и однозвучно проговаривая нараспев нечто непонятное.

Изумленный Боде терпеливо наблюдал за этой музыкально-гимнастической методой изучения «Фауста», дожидаясь, когда еврейский мальчик придет к какому-нибудь результату. Ждать пришлось не слишком долго. Йосл резко остановился, повернул к нему голову и невозмутимо сообщил:

— Вы не поняли смысла. Сейчас я вам все объясню. Фауст совершенно справедливо не отдан Сатане, потому что Сатана проиграл начисто. Тут не нужно никакой любви.

И он обстоятельно растолковал ошибку пастора, на чей взгляд, по-видимому, Гёте надувает читателя, а Господь Сатану. Читатель заранее заточен на исход пари, а под конец это вообще не имеет значения. И тогда Сатана выглядит куда честнее Господа, на чье слово он положился. Но для Господа на самом деле было бы вообще мерзким поступком пускаться в сговор с Сатаной, а потом, когда очевидно, что пари проиграно, похитить выигрыш силой своей превосходящей мощи и к тому же высмеять Сатану, который положил на это усилия и понес расходы.

А что там было бы с любовью? Тогда вообще все не имело бы смысла! Не было бы никакой справедливости! Грешник тут же оборачивался бы молодцом. Если любовь все прощает, что выводил бы Гете под Сатаной? Чем тот живет? Как ведет свои дела? Какие души может заполучить себе?

Нет! Суть здесь проста, а пастор просто запутался, смешав в одну кучу договор Фауста с Мефистофелем и спор Господа с Сатаной. Фауст вовсе не спорил, он заключил сделку, по которой Мефистофель должен служить ему на земле, а он тому в аду, если туда попадет. «За это в жизни тамошней, загробной ты тем же при свиданье мне воздашь». А состоится ли это свидание в преисподней, об этом Фауст никак не может заключать с Мефистофелем договор. Условия, при которых Фауст попал бы в ад, недвусмысленно определены в «Прологе». А то, что Фауст говорит: «Едва я миг отдельный возвеличу…» и так далее — так это обозначает всего лишь момент его смерти.

И Господь, конечно, выиграл спор, потому что, при всех усилиях Сатаны, Фауст не потерял себя, во всех наслаждениях ни разу не отказался от себя: «И если сможешь, низведи… он вырвется…» Так и случилось. Не смог. Он вырвался.