Сэмми Гронеманн - Хаос

— А вы, правда, думаете, — невольно улыбнулся Хайнц, — что его токсикологические исследования дали бы еще более значимый результат, если бы он полностью написал на своей табличке имя?

Оба от души посмеялись.

— Ну, не до такой же степени! — добродушно хмыкнул старец. — Все это фиглярство с прятками — особая глава. Пинкус достиг высоких результатов, и вообще вклад западноевропейских евреев в культурные ценности мощнейший. Но этот мощный поток уходит в песок, поскольку каждый отдельный еврей стремится бесследно раствориться в окружении. И из огромного еврейского резервуара духовного потенциала вытекают лишь единичные капли, и тогда каждый случай становится сенсацией. Возьмите моего друга Шапиро. В сорок лет он уехал из России на Запад, имея талмудическое образование и минимум, скажем так, европейских знаний. Все его решительно отговаривали в таком возрасте учиться дальше, а через десять лет он стал профессором математики в Гейдельберге! Такие случаи бросают яркий свет. Становится понятным, сколько там, в глубине, еще брезжит.

— Но разве самих евреев нельзя упрекнуть, что они так тщательно оберегают свою герметично закупоренную обособленность?

— Постойте! Там где прочные стены гетто рухнули, как в Германии, произошло следующее: евреи не воспользовались свободой ради того, чтобы принести свою специфическую культуру в общечеловеческую копилку, а повели центробежную политику, то есть постарались отказаться от своего жизненного уклада и отречься от своей самобытности. Но и окружающий мир при этом совершил ошибку, приняв их самоотречение как цену за определенные, фактически крайне ограниченные и предоставленные лишь на бумаге права, вместо того чтобы обеспечить реальную государственную и общественную поддержку еврейству, соблюдающему свои культурные традиции. Так немецкие евреи постепенно растворились в чужеродном, а невероятные ценности оказались утрачены. И лишь капельный приток с Востока пока сдерживает окончательную потерю всего еврейского. Если однажды в будущем тот же процесс запустится и на восточных берегах, понятие «еврей» вообще исчезнет из современной истории. Разве что тамошние евреи, наученные горьким опытом Запада, приложат все силы, чтобы сохранить свой образ жизни.

— Тогда я возвращаюсь к своему вопросу: для чего тогда нужен этот резервуар духовных сил на Востоке? Может, это сваленная в амбар бесполезная сила? И потом, не приведет ли такое, несомненно, захудалое прозябание за каменной стеной к стерилизации? Есть ли у евреев, с тех пор как они сидят в гетто, хоть какое-то развитие?

— Давайте по порядку. Есть ли развитие? В известном смысле, нет. И в то же время их способность к развитию повысилась до чрезвычайности. Удивлены? Тогда слушайте! Развитие остановилось с разрушением Иерусалима и государства. С рассеянием евреев по миру закат их нации был предрешен, если бы они не приняли неслыханные в истории, я бы сказал, героические меры. В предвидении того, что разрозненные группы в своем развитии будут уподобляться соответствующему окружению и бесследно растворятся в нем, они вообще отказались от развития. Они положили остановиться ровно в том месте, где их естественное национальное развитие оказалось прервано катастрофой.

— То есть?

— То есть они отринули распад своего государства наравне с другими, последовавшими за ним событиями мировой истории. С тех пор они живут в фикции, в иллюзии; делают вид, будто Иерусалим существует, и они вместе с ним — в землях Палестины. Они регулируют свою жизнь по древнееврейскому календарю, разработанному в Палестине еще во времена оно, по этому календарю уходят в свои «кущи», неважно, мороз за окном или ливень. В своих школах и учебных классах в синагоге они разбирают вопросы, которые были бы актуальны только на берегах Иордана. Они строго придерживаются древних обрядов, пусть здесь и сейчас те абсолютно бессмысленны, и до мелочей воссоздают жизнь и интересы своих родителей, прародителей и так до времен Тита.

— А не должно ли все было превратиться в окаменелости в таком случае?

— Только там, где евреи, вырванные из своей еврейской среды, сохранили форму без исторического смысла, без осознания того, что форма призвана наводить мосты между поколениями. Подобный поверхностный подход можно подчас наблюдать в Германии, и, должен признать, часто он производит причудливое и отталкивающее впечатление.

— Мне кажется, что и на Востоке неизбежно должно было наступить нечто вроде близкородственного духовного скрещивания.

— Разве вы не понимаете, что пронесенное через многие поколения занятие духовными проблемами одного и того же комплекта идей и понятий требует мыслительной силы особого рода? У евреев за спиной такая школа, что они оснащены неимоверным потенциалом для решения задач, поставленных перед ними как единым народом.

— Должен признать, что такой тренинг духа…

— Не только духа, но и тела, если хотите. Вплоть до еды и питья.

— Итак, вполне возможно, что те особые силы, готовые к реализации развития, уже пришли? Но вы уверены, что, как вы сами определили, то самое искусственное, базирующееся на фикции развитие выдержит столкновение с действительностью? И можно ли сегодня вообще говорить о евреях как о народе, то есть сообществе, способном мыслить государственными категориями?

— Но как раз евреи, как бы парадоксально это ни звучало, — это тот самый народ, который многократно доказал свои способности в этом смысле! И как раз в долгие столетия разбросанности по миру!

— Я весь внимание и слух!

— Очевидно, вы считаете немцев, англичан или французов политически одаренными, поскольку они имеют собственное государственное устройство с территорией, конституцией, законами, а для их защиты — мощные силовые структуры с казармами, тюрьмами, прокурорами и судебными приставами. На мой взгляд, это мало что доказывает. А вот евреи не одно тысячелетие охраняют свой закон — и какой! глубоко проникающий во все сферы отношений! — причем без всяких принудительных мер, без какого-либо давления извне, исключительно по нравственному долгу перед своим народом, по императиву совести, силой самодисциплины…

— Не забудьте о религии!

— Назовите как угодно! Факт тот, что их национальный инстинкт самосохранения, их чувство ответственности, их восприятие общности так чрезвычайно обострены, задокументированы столь объемно и достоверно, как ни у одного другого народа в истории. Сколько наций и цивилизаций ушли в небытие, исчезли бесследно, как только распадались их государства и империи. А евреи и сегодня в день разрушения своего Храма оплакивают его, сидя на земле, постятся и сетуют, как во времена Иеремии. Трижды в день они молятся, вкладывая в свои молитвы надежду на возрождение их национального центра, и приносят клятву верности. К Иерусалиму обращены их лица в молении и в смерти. Палестина и еврейское государство — средоточие всех их мыслей, основа духовной работы в школах и синагогах. Непрерывное изучение! А вот вам совершенно иной пример: сколько усилий потребовалось, чтобы в разных странах ввести обязательное начальное образование! А у евреев — без всякого принуждения! — нет неграмотных. Каждый еврейский отец посылает своего ребенка в школу — в хедер.