Леонид Лушников - След заката

— Иди сюда, Коля! Иди, если хочешь!..

— Я… не зна-а-аю! — вызванивал зубами Николай Петрович.

— Иди же! — Зоя торопливо рвала пуговицы шелковой кофточки. Она качнулась навстречу, упала на руки Березина… Тихие, беззвучные поцелуи обжигали огнем губы, лицо и светившуюся молочно в серой темноте обнаженную грудь…

Вернулись они в деревню, когда пала на молодые травы первая росная капелька и заиграла в свете тихой еще зари. Гуляки уже притихли. В доме и во дворе стыла вымершая тишина. Только со вздохом отдувалась в сарае корова да покархивал на нашесте петух, словно прочищая голос, чтобы через минуту закукарекать на всю деревню. Возле берега, на трифоновских коротышах, покуривали мужики. Слышно было, как Петр Семенович, разъярясь, говорил кому-то из гостей:

— Те ссылка от войны спасла. А то бы гнил где-нибудь в хохляндии под яром. Опасались вам давать оружие-то!..

Мужской голос тихо возражал, бубнил что-то непонятное. Зоя и Березин обошли стороной зоревщиков, мучившихся с похмелья. Руки их на веранде расцепились. Запах сирени заполнил весь двор, особенно нежно и ароматно стелившийся перед рассветом. Николай Петрович было сунулся следом за Зоей в ее вдовью комнатушку, но та решительно его остановила, уперевшись ладонями в грудь, сказала обыденно и жестко, как будто между ними ничего не произошло и по-прежнему лежала непротоптанная дорожка:

— Все, Коля! Ничегошеньки у нас не получится!.. Неразбудил ты меня. Ты не Саша… Забудь!..

Березин вспыхнул, словно его обдали кипятком, и выскочил на улицу. В гневе он не знал, куда себя деть. «Шалава! Играется!.. — мысли скакали, как по кочкам. — Все!.. Кончать надо эту волынку!.. Домой…» Опустошенная истома во всем теле не давала разгореться негодованию, стиснувшему сердце жесткими обручами. Только сейчас он вспомнил холодок Зои во время близости и горький осадок вязким полынным привкусом застрял в горле. Захотелось выпить.

Петухи по деревне всполошились разом. Николай Петрович ушел в пристрой, твердо решив, что, как только придет машина из района, сразу же, больше не задерживаясь, укатит в аэропорт, хотя многого еще не успел сделать. Только-только прислонил шумевшую в раздоре голову к подушке, как во дворе зашумели. Послышалось ворчливое и настойчивое окрикивание отца, будившего баб. Потом загремел подойник в руках Маринки, сонно побредшей в одной сорочке к корыту, где мать подкармливала хлебом корову.

— Мотри, к свиньям не забреди! — шутил Петр Семенович, с любовью глядя на внучку, еще не совсем проснувшуюся. — Глазки-то раскрой, сонная тетеря…

На замечание деда Маринка не откликнулась, гнусаво просила мать:

— Подои сама…

— Не могу, дочка, на корточках сидеть.

— Вот так! — вспыхнула Маринка. — Пузо отращивать…

— Ты как с матерью-то разговариваешь?! — перебил внучку дед. — Меньше по вечеркам надо шляться. Ишь! Разболталась… Я вот огрею вожжами!..

Маринка улыбнулась, зная, что вожжей-то она никогда во дворе и не видела, присела под теплый бок коровы. Вскоре чиркнула первая молочная струйка и запел бок подойника. Петр Семенович пошел в дом, думая о том, что ныне пошла молодежь уж больно уросливая. На пороге неожиданно столкнулся с сыном, мельком подумал: «Вот еще одна заноза!»

— Ты че, Колька?! Токо пришел? С Зойкой…

— А-а-а! — раздраженно перебил отца Николай Петрович, взмахнув рукой.

— Понял!..

Утренний свет уже распустился павлиньим хвостом над хребтами, потек, словно розовый туман, в низы. Николай Петрович вздрогнул. Почти у самых ног, в камышовом урезе, взвилась щучка в погоне за синтей. Вода так же светлела занавесом. «Почему человек любит смотреть на текучую воду и на пламя костра? — пришла неожиданная мысль, отодвигая все остальные. — Огонь!.. Вода!.. Наверное, оттого, что это вечные спутники человека. Силы природные, дающие человеку жизнь».

Часа через четыре прибыла машина из Темирязевки, закрепленная в эти дни за Березиным. Не завтракая, он выехал в Ленинское, где еще не довелось побывать. Отец проводил сына укоряющим взглядом, нервно постукивая железной ногой по притвору, отчего ворота вздрагивали. Николай Петрович смотрел в сторону, пока машина разворачивалась возле палисада. Тут все было закончено. Он мельком видел, как Зоя, повязав платок, шла по рябиннику в поселок, не оглянувшись на него. Из-за мыска, где гудит припорожная шиверка, выполз бархатистый ком тумана и потек вниз по реке, прикрывая околицу деревни, медленно втягиваясь в горловину Айгирской теснины как-то боком. Николай Петрович откинулся на сиденье, подумал с облегчением: «Ну вот!.. Провожу завтра племяша и восвояси…»

Наутро, не успело солнце растопить туманную бель, а железнодорожный вокзал гудел, как растревоженный улей. Призывников набралось с сельсовета около полусотни. Посадку еще не объявляли. Потрепанный плацкартный вагон стоял на запаске, ожидая поезда из Челябы. Молоденький лейтенант с полевыми погонами на плечах и два сержанта-второгодка нервно похаживали вдоль путей, поглядывая с волнением на гудевшую и оравшую песняка на все голоса толпу. Узкая платформа не вмещала всех гуляк. Расписные полушалки женщин пестрели по зеленой луговине, уже засоренной пустыми бутылками, рыбьими головами и газетными обрывками.

Зоя все время старалась удержать сына возле себя, вцепившись в его рукав и гладя ладонью по широким плечам, задыхалась от слез и волнения:

— Сашенька!.. Березин ты мой!.. Ты уж пиши почаще… Как же я буду без тебя?! Ой!.. Сердце разрывается!..

— Ну что ты, мама, — басил Александр, выглядывая кого-то в стайке девчат, хороводившихся возле кирпичной стены вокзала. — Не война же, мама! Дай мне проститься с деповскими…

— Отцепись ты от него! — ругался Петр Семенович. — Эко, армия! Отслужит — умнее будет…

Николай Петрович стоял в сторонке с начальником станции, поглядывая на все происходящее как-то отчужденно, говорили о делах, связанных с транспортировкой древесины.

— Значит, скоро не мы будем отгружать лес, а нам будут везти из Сибири?! — грустно спрашивал высокий и худой начальник станции. — Дожили!

— Ничего не поделаешь, Сергей Осипович, — так же грустно отозвался Николай Петрович. — Время идет…

Он видел, как Зоя подтолкнула сына, проговорила громко и обидчиво:

— Иди уж!..

— Я быстро, мама!..

Возле водокачки завязалась ленивая драка. Что-то не поделили вечно враждующие между собой парни из Плакучки и Атамановки. Бойня постепенно разрасталась. Кто-то упал на землю с окровавленной головой. Завизжали женщины. Замахали кулачищами и мужики. Кто-то из седовласых, по старинной привычке, выламывал из забора доску. Милиционеры, свистя, как соловьи-разбойники, кинулись в кучу, раскидывая в стороны бойцов. Вскоре к воронку, подъехавшему из поселка, провели зачинщиков и полдюжины призывников с побитыми физиономиями и порванной в клочья одеждой. Все еще грозившихся парней без церемоний втолкнули в кузов и увезли в участок.