Леонид Лушников - След заката

Рыбаки отрядили двух мужиков в деревню, поручив достать самогону. Машка Зыкова, недавно осужденная условно на два года за спекуляцию в буфете водкой и колбасой, выгнала мужиков кочергой, хотя в подполе у нее хранилась заветная бутыль.

— Шмаляйте отсюда! — орала она на всю деревню, чтобы слышали все. — Продали меня!.. Честную и одинокую женщину под суд подвели! — всхлипывала она притворно, но глаза были сухие, как у змеи.

— Зараза! — ругался помощник машиниста прессовочного стана. — Мало тебе дали!

— Иди-иди, шаромыжник!

— Кончай заводить бабу, — равнодушно посоветовал другу другой посыльный.

Петр Семенович, по давнему обычаю, как только встала Советская власть в этих местах, прибивал к карнизу дома древко с красным флагом, подумывал, глядя на расстроенных мужиков: «Может, отоварить мужиков? Все же праздник!»

— Эй, бедолаги! — окликнул их Петр Семенович, осторожно ставя протез на перекладину лесницы. — Зря вы суетитесь вокруг Машки. Она теперя тележного скрипу боится. Да и пасет ее участковый… Баба думает, что хитрит, обводит всех вокруг пальцев! На самом деле у нее все на морде написано да на одном месте. Да и то там давно замок сломался!..

Мужики, гогоча, подошли к палисаднику, закурили. Петр Семенович отнес лестницу во двор и вернулся с лукавой улыбкой.

— Теперича, мужики, сухой закон на все. А вам че? В сельпе-то не досталось. А говорят, что на всех по пузырю завезли…

— Завезли-то завезли, только не про нашу честь. Начальство все захапало! — ругались заводчане. — Пошли, Серега…

— Погодите немного, — остановил их старик. — В ведре-то чего?

— Пять кило сомятины…

— Сойдет… Пошли за мной.

Мужики тронулись следом к старице. Петр Семенович с ведром исчез на дворе. Ждали долго. Вскоре он вернулся с ведром, прикрытым тряпкой, где покоились две бутылки самогона. Один заглянул, скривил губы.

— Маловато, дядя Петя!?

— Не сошлись, так сейчас верну рыбу…

— Все-все! — засуетился второй. — Сошлись!..

Они поспешно пошли к поселку. Петр Семенович поглядел им в спину, подумал с радостью: «Вот и рыбкой на праздничек разжился! Бабы пирог сварганят…»

Еще на прошлой неделе они на пару с Трифоновым выгнали на дальнем кордоне сорокалитровый бидон первача. Кордон уже заброшен давно, но сохранилась банька. Тишь да гладь! Хоть ракету собирай. Банька притулилась к самому ручью вдали от всяких дорог. В случае чего, можно было бросить все и переправиться через ручей вброд, и затеряться в тайге. Сам черт не сыщет! Правда от бидона осталась половинка, но все же остаток сохранили к празднику с великими муками и разделили остаток. Петр Семенович каждый день прикладывался помаленьку к своей доле, масленно блестя глазами за ужином. Приметил это один Алексей, но молчал, ожидая, когда догадается женская половина семьи и начнется скандал. Но все сходило гладко. Только однажды Катерина, подозрительно принюхиваясь, спросила:

— От тебя дымкой несет, батя. Где подхватил?

— Ты что! — гневно вскинул брови отец. — Уж коий месяц маковой росинки во рту не было! Придумала!.. Зойка болячку под носом мазала йодом…

— Пахнет-то не йодом…

Зоя только всплескивала руками.

— Когда же это было-то, батя? Уж недели полторы прошло… Не зря вы с каланчой в тайге дня три торчали.

— Йод, он въедливый, — оправдывался старик. — Рассыпались! Все вам хиханьки да хаханьки. Мотрите, а то опозоритесь! — и гневно глядел на смеявшихся женщин. — Смешинка залетела!.. Лучше картошку переберите… Хабалки!..

— Да уж давно перебрали.

Петр Семенович остановился как вкопанный, а потом закостылял во двор. Алексей краем уха слышал перепалку, спросил тестя:

— Все выдул?

— Хватит на праздник…

Алексей ходил от безделья по двору хмурый. С утра он объехал два перегона, закрытых еще летом. Пути уже успели зарасти бурьяном, к осени пожелтевшим. Сторожей на разъездах давно сняли, и все, что можно было унести, растащили. «Надо искать работу, — колыхалась беспокойная мысль. — А где? На заводе сокращения… Может, действительно организовать что-то? Трифонов и Боровой — мужики деловые. Все эти подряды начало и неизвестно чем все кончится. Россия!..»

На предпраздничном партийно-хозяйственном активе Алексей все же поддался уговорам Назарова и дал согласие на учебу в высшей партшколе. Но этому не суждено было сбыться. Неожиданно грянули события, которые перевернули жизнь и судьбы людей в стране…

Праздник в этом году отмечался в Темирязевке вяло и как-то безрадостно. Туманные и беспроглядные наплывали деньки, и это чувствовалось везде: в пустующих магазинах, настроении людей и какой-то всеобщей беспомощности. В Бересеньке, бывало, гуляли по неделе, а ныне многие даже не поехали на демонстрацию в головную усадьбу, хотя Айгирский завод предоставил бесплатный автобус. Накануне агитаторы шлялись по домам, навязывали обязаловку.

— Видел я в гробу эту демонстрацию! — сдержанно ворчал Петр Семенович, когда зять предложил ему прокатиться до Темирязевки. — Душа не лежит, как раньше…

Зоя сослалась на дежурство в больничке. Алексей по долгу службы и партийной принадлежности, обязывающей присутствовать на таких мероприятиях, стоял рядом с Кедровым на том самом месте, которое раньше занимал ныне отсутствующий герой труда Трифонов. У него внезапно заболела жена, и он повез ее в обкомовскую клинику в Междуреченск.

С Бересени подувал порывистый и холодный ветер, неся редкие снежинки. Они, словно белые мухи, садились на спины продрогших людей, слушавших длинную и сумбурную речь директора комплекса, медленно продвигавшуюся к концу, которого демонстранты ждали с большим нетерпением, как манну небесную:

— …Товарищи! У нас создались временные трудности… Иссякли живые запасы наших лесов. И мы вынуждены будем закупать сырье в сибирских леспромхозах. Договора уже в работе, — он угнул голову, словно набычился, готовый кого-то боднуть. — Партия и правительство не оставит нас…

Народ зароптал.

— На партию надейся, а сам не плошай! — выкрикнул кто-то из толпы, нестройно стоявшей перед трибуной, над которой трепыхались красные флаги и раскачивались поблекшие портреты членов политбюро и правительства.

— Да-да!.. Почему вы людей кинули?!

Начальник местной милиции покраснел, глядя сверху на людей, но на враждебные слова не откликнулся.

Кедров на злобные выкрики не ответил. Только гордо глянул поверх флагов на вершины сосен, патетически выкрикнул, сорвал голос:

— Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза, руководимая верным ленинцем товарищем Брежневым!.. Ура-а-а-а! — раззявил он влажный рот во всю ширь.

Народ вяло проблеял:

— Ура!..

Сходя с трибуны, Алексей краем уха услышал, как кто-то из приезжих руководителей тихо проговорил: