Леонид Лушников - След заката

— Ильич уже на ладан дышит… Ленинец нашелся…

— Тихо!.. Еще не время…

Жиденький оркестрик заглушил дальнейшие слова.

Демонстранты, как обычно, прошли мимо трибуны и разошлись кто куда, бросив лозунги и портреты во дворе управления прямо на землю.

Боровой, получивший накануне расчет в лесхозной бухгалтерии, догнал Алексея возле автобусной остановки, хмельно похохотал.

— Отрапортовал начальничек. Эх-ма!.. Выпить даже негде…

— Заходи к нам вечерком. Батя самогон сохранил…. Да там поговорим. А?! — проговорил Алексей.

— Заметано!..

Представителя обкома, лысого мужичка, приехавшего в передовой когда-то комплекс больше не на праздник, а на разведку по поручению главы области, обихаживал лично Кедров. Банкетик на десять персон, куда пригласили только близких, был не таким обильным, как в былые годы расцвета предприятия. На столах не было дорогих коньяков. Их заменила простая «Московская». Жиденькие бутерброды с красной икрой ярко высвечивались посреди домашних закусок…

Всю ночь и утро над ущельем шел снегопад. Растворилась тайга в пушистой бели, укрывшись до весны. Главный праздник остался позади, как мираж, и будни вершились медленно и тягуче. Петр Семенович потолкался по двору, задал корму корове и заглянул в курятник. «Что-то куры ныне молчат?» — забеспокоился он, отворяя двери. Сквознячок кинул в лицо охапку пуха, Петр Семенович поспешно сунулся в сумрак.

— Что такое?!

Перед глазами встала картина разбойничьего разора. Пять оставленных на зиму кур-несушек как ветром сдуло. Петух, еще живой, кряхтел, словно под грузом, раскинув крылья на земляном полу. Голова на прокусанной шее не держалась, а падала клювом вперед. «Видать, до последнего сражался! Лиса, курва!» Он взял израненную птицу, вошел в дом и опустил на пол, сказал плаксиво опешившим женщинам:

— Без кур ныне остались! Ну че вылупились?! — зло выкрикнул он. — Лису завтра же прижучу… Поглядите! Может, еще выживет?

На другом конце деревни все еще кто-то наяривал на гармошке. «У Машки гуляют с вечера!» — промелькнула мысль. Снег пошел густо, заволакивая пространство меж гор белью. Петр Семенович, погоревав возле курятника, взялся за укладку дров в поленницу, наколотых еще до праздника, как в калитку просунулась почтальонша.

— Здравствуйте, дядя Петя! Газетки принесла.

— Чего там новенького в миру-то, Нюрака?

— Брежнев помер!

— Ну-у-у?! — Петр Семенович с газетами прошел под навес, развернул «Правду», выписываемую Алексеем по партийной разнарядке. На него глянул портрет молодого Леонида Ильича с пятью золотыми звездами. — Чать, тогда их у него не было. Вон че!.. Теперя готовься, народ. Опять все по-новой… «Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза и Совет Министров СССР с прискорбием сообщают, — шевелил он губами, — что десятого ноября в восемь часов тридцать минут утра скоропостижно скончался генеральный секретарь Центрального комитета КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев…» — Петр Семенович читать дальше не стал, покашлял, удивляясь скорой смерти, свернул газеты, сунув, их между балясинами крыльца, добавил недовольно: — Че это они все мрут скоропостижно? Косой, что ли, их косят?!

Вечером, сидя в кругу семьи за ужином, полюбопытствовал:

— Кого же теперь, Алеша, генеральным поставят?

— А кто там председателем похоронной комиссии?

— Андропов!..

— Вот его и поставят, — усмехнулся Алексей. — Правило такое. Кто главный на похоронах — тот и страной руководить будет.

— Вон че-е-е?! — протянул Петр Семенович. — Ты бы хоть телевизор отвез в мастерскую. А то как кроты в темноте. Человек еще вчера помер, а мы только сегодня узнали. Теперь дележ будет…

— Тебе-то чего, батя?! — насмешливо проговорил Алексей.

— Ага!.. По Сталину так плакал! А теперь чего… Народу-то снова да ладом затирка.

— Ну, то Сталин!

— Коммунисты ноне пошли, мать их! Главарь ихний помер, а они хоть бы хны! Даве встренул заводского секретаря и спрашиваю: «Когда траурный митинг у нас намечается?» — А он мне, так это, с ехидцей: «Уважаешь?!» — А чего?! — разошелся не на шутку Петр Семенович, подрагивая на столе пальцами левой руки. — В конце хрущевского правления на мякину перешли… Забыли, что ли?! А Брежнев пришел — сразу все появилось. Откель взял? Но заслуга, потому и зауважали все!..

— Чего ты сказал секретарю? — полюбопытствовал Алексей.

— А ниче! Охломон он…

— Не заводись, батя, — остановила отца Катерина. — Ешь, а то щи простынут. Он же и отнял, чтобы потом вылупиться перед всеми…

— Ты-то чего в политике разбираешься?

— Да уж не лаптем щи хлебаем, — подлила масла в огонь Зоя. — Все они одного поля ягодка…

— Да вы! — Петр Семенович бросил ложку, закостылял к двери, на ходу хватая с вешалки телогрейку. В проеме замер: — Вот придет Андропов! Он кагэбист! Выведет всех на чистую воду… Возьмет кое-кого за тепленькое местечко!..

Дверь всхлипнула от удара. Алексей, пригнувшись к столу, смеялся. Зоя морщила высокий лоб, сверкала взглядом озорно, приговаривала:

— Давно батя у нас так не заводился. Горит весь!

Петр Семенович, поостыв на ветру, взялся было подчищать от свежего снега дорожку к калитке. Снег пушисто высвечивался в ноябрьской темноте, играл в отсветах окон серебристо. Дойдя до калитки, он приметил сизый дымок из трубы Трифоновых, обрадовался: «Корнилович вернулся. Пойду узнаю, как там Марфа, а заодно покалякаем о событиях».

А снеговая стена становилась все непроницаемей, покрывая неровные шаги Березина, пересекавшего наискосок улицу, охапками…

В избе еще пахло холодом, но Трифонов сидел за столом в одной рубашке и закусывал водку луковицей с хлебом.

— О-о-о, сосед! — образовался он. — Садись!.. Чем богат… А то один, как бирюк! Приехал вот!..

Обнялись. Сели. Трифонов наливал другу в стакан, по-бирючьему супился, как-то тягостно сник после радостной встречи. Петр Семенович, прежде чем взяться за стакан, проговорил:

— Не намечал я ноне выпивку. Как там Марфа? Трифонов поднял опечаленные глаза, уже вдоволь захмелевшие.

— Плохо! Надежи нет!.. Профессор один сказал. Пока лечат, — коротко отчеканил он. — Давай выпьем, что ли, за ее здоровье! А то ведь я никогда за это не пил. — Он всхлипнул, но тут же оправился. — Жизню прожил с ней, а вот здоровья не обещал! Как понимать?! Грех это али нет?

— Все мы грешны… Ты-то в бога никогда не верил…

— А я окромя сталинских дел ни во что не верил. Сейчас, там, в больнице, попризадумался, Петя. Я все прошел… Вот так! Но тем делам я верен, потому что сам их вершил! Выпьем!

А две недели спустя после этих событий в Бересеньке появился Николай Петрович Березин, пополневший и обласканный властью. Петр Семенович, забыв все обиды, приткнулся к плечу сына.