Леонид Лушников - След заката

— А теперь потомим его еще чуток, — проговорил Дмитрий, засовывая поросятину обратно в духовку, пышущую жаром. — Говоришь, не приедет Виктор! Брательник не обманывал!.. Зря кипятишься.

— Посмотрим! — упрямо мотнул головой Шарыгин. — А приедет, так выбери минутку, пощупай обстановочку в их ментярском мире…

— А чего ее щупать-то?! — Дмитрий посмотрел на Шарыгина в упор. — И так все ясно как божий день. Андропов не даст никому покоя: ни ворам, ни органам! Беречься надо, дядька. И вязами ворочать из стороны в сторону. А не приедет, так и не надо. Вон Королевы во дворе шумят. Встреть! Гостей хватит. Обойдемся ноне…

В промерзших сенях послышался тяжелый скрип полов. Вошел начальник поселковой милиции. Пригнувшись тучной фигурой в дверях, кряхтя снял папаху, перекрестился. Из-за его широкой спины выпорхнула тощая, как осенняя вобла, жена Королева, подала Шарыгину блюдо с пирогом, прикрытое расшитым полотенцем, вошла в зал с дробью, постукивая каблучками сапожек по крашеному полу, пропела тонко и пронзительно:

Груня выплыла навстречу с подносиком, на котором сверкали хрустальными гранями две рюмки с водкой и копченым салом, прикрытым плюшкой. Она низко поклонилась, хотя в душе ненавистна ей была вреднющая женщина, пропела фальшиво:

— С радостью, гостенечки! С Новым годом! Саша, Галочка, до дна!

За Королевыми гости повалили валом, только успевали встречать да валить шубы на лавку. Вешалки не хватало. Груня увела детей в другую комнату, где под елкой лежали гостинцы.

Этот Новый год для Дмитрия Фролова должен быть главным. Надо успеть ухватить хороший кус. Поэтому решил отметить праздник на широкую ногу и пригласил весь свет поселка, считавшегося самым передовым сельсоветом в районе. Во-первых, хотел похвастаться братом полковником, служившим в органах, и намекнуть кое-кому, что связи с властями прочные. Во-вторых, не исчезла с новой властью давняя задумка расширить свою усадьбу до старой межи, прокопанной еще дедом, когда владели землей до самого подножья Шоломки, а баня стояла у Гремучки, где, по рассказам отца, в старые времена работала Фроловская водяная мельница, разрушенная во время Гражданской войны…

Пока еще праздник не наступил и все были лишь чуть-чуть навеселе. Дмитрий обходил гостей, потчуя водкой по городскому с подноса. Видел как-то по телевизору. «А чем мы хуже!» — думал он. Председатель сельсовета Востриков пить отказался:

— Язва открылась. Врачи запретили.

Дмитрий особо не настаивал. «Знаем, какая язва! — подумал он неприязненно. — Ждет стола!..»

Отходя от мастера Атамановского лесоучастка, стоявшего спиной к начальнику гаража в Плакучке Чеснокову и кладовщику Айгирского склада готовой продукции красномордому Горохову, что-то тихо обсуждавшим, Фролов заметил, как при его приближении они враз замолкли. Обида кольнула сердце: «Скрытничают, гады! Шебуршатся, как кроты, втемную!» — и нарочито громко спросил подельников:

— Чего же вы, мужики, сторонитесь-то? Все уж остограмились.

— Да че, да мы! — растерялся Горохов, а Чесноков решил не темнить перед Фроловым, все едино узнает, заговорил, кривя губы влево:

— Решили мы пока порвать с заказчиком. Деньги за лес до сих пор не пришли. А там полсотни кубов и лес первый сорт. Ну и твоя доля рыбкой блеснула…

— Врешь же, Чеснок! — лицо Фролова покрылось бурыми пятнами. — А зачем же тогда приезжал рижанин?

— Сказать, что денег нет…

— Ладно, потом поговорим! — с угрозой прошипел Фролов, следуя дальше. Поверх голов гостей Фролов видел, как голощекий бабник и гуляка землеустроитель Витолов, не пропускавший в селе ни одной пьянки, ухватив за пышные бока хозяйку, испуганно пялившую глаза на мужа, волочил ее по комнате в фокстроте. Фролов ревниво усмехнулся, волновало его другое: «Пусть пока тешится! Человек нужный! — подумал он мельком. Мысли голготились возле другого. — Подарочек под Новый год. Сучье рыло! Решили кинуть! А может и правда? — закралось сомнение. — Не-е-ет! Прибалты хоть и гнилой народец, но слово держат! Поглядим!» — Решил сразу же после праздника послать Шарыгина к покупателю и выяснить все самому.

Гости уже шумели по-доброму. Груня с трудом освободилась из цепких рук землеустроителя, убежала на кухню, где соседка нарезала хлеб, рассказывала бабе, задыхаясь от смеха и волнения, забытого с девичества:

— Витолов, аж весь изошел. Уперся глазищами!

— Бабы сказывают, мужик горячий! Смотри, как бы Димка не заприметил. Ишь скраснелась!

— Подумаешь! — повела крутым плечом Груня, а в душе проскальзывало довольство: «Мужики еще глаза пялят!»

Тем временем Фролов потчевал возле окошка Горохова, воспользовавшись тем, что Чесноков вышел покурить во двор с начальником милиции. Горохов после каждой рюмки еще больше краснел и плел языком все, о чем говорили с Чесноковым.

— Да все в норме, Митя! — басил он, похлопывая Фролова по плечу. — Вагонку еще загнали, туда же, на мебельную фабрику. Просто Чеснок волнуется!.. И доля твоя будет… Ты не переживай!

— Я и не переживаю. С чего ты взял? А все же так кидать друганов нельзя, Николай Петрович, — слащаво говорил Фролов, пытаясь выведать побольше. — Все мы повязаны в звенья, как цепь. Одно звено порвется, и все рассыплется. Тогда загремим не только мы. Мне много не надо. Вишь, голые стены. А Чеснок в коврах живет. Давно бы обиходил, да опасаюсь. Люди спросят: «Где взял?» Завидки у каждого на морде написаны. Нам надо держаться вместе. Братан, может быть, седни приедет. Знаешь же, что он в органах. Подможет, в случае чего!

— Тогда тебе чего бояться? Пыльнов близкая родит…

— Ну, с Пыльновым не договоришься… Знаешь, что брат-брат, сват-сват, а денежки не родня!

Горохов покачал головой, посмотрел в зал, где мужики ставили столы посередь, а бабы накрывали их простынями, скатертей не хватало, заговорил, выдавая совместные задумки с Чесноковым:

— Чесноков подбивает на вырубку березняка в Атамановской роще. Говорит, можно загнать этот лес на спичечную фабрику в Междуреченске. Есть уж покупатель-посредник. Деньги наличными… Тебя решили не посвящать. — Горохов говорил, а сам думал: «Фрола надо держаться! У него заступ есть. В случае чего, можно вывернуться!..»

— Понятно! — Фролов сразу потерял интерес к разговору. Упрятав злобу, закипевшую мгновенно, дополнил тихо, нагнувшись к самому лицу Горохова и глядя на него хищно: — Кинуть хотели?! Но-но, пилите… Только как бы не загреметь. Ну, все! Базара больше нет. Ты мне не говорил, а я не слышал. С Чесноком обойдусь сам…

Дмитрий Фролов, не любивший, когда его обходят так нагло, погасил в себе яростную злобу. «Работайте! — промелькнула злорадная мысль. — Прижучу! На коленочках приползете!»