Олег Слободчиков - Штольни, тоннели и свет

Славка, получив зарплату, возмущался, кричал, что спустит свой станок под гору: был ломом, — ломом станет! Другие ворчали. В общем-то, триста рублей — куда ни шло…

Хотя, рассчитывали получить вдвое больше. Подземные проходчики, так и не врезавшиеся в гору, весь месяц проболтались на поверхностных работах, а получили по столько же. Славка повозмущался, что он проходчик, а не свиное ухо и ушел в бригаду тоннельщиков, станок бить не стал, продал, Шмидту за пол-литру.

На следующий месяц «поверхности» бурить не пришлось: два заезда монтировали воздуховод, два раза его срывало паводком. Работяги не надеялись получить тариф, а получили опять по триста и смущенно винились, мол, Лис-то с Тихим — люди, натянули зарплату, да и Такырбас по-человечески отнесся к неудачам.

Понемногу начали оживать тоннельщики. После смены Славка подсел ко мне в столовой с чашкой в руках, посопел, размешивая гущу ложкой и приглушенно заговорил:

— Лис все правильно рассчитал: врежемся малым сечением, дойдем до коренных пород, разбурим камеру по сечению тоннеля, и с железобетонным креплением начнем палить в обратную сторону… Переходи к нам, будет дело!

Лева подсел с другой стороны — не то прораб, не то мастер или зам, он был слегка навеселе и тоже заговорил про тоннель. Я молчал и щурился. Лучик с электролампы искрился на жирном краю алюминиевой миски.

— Много было плохого, — вздыхал Лева, — но тоннель есть тоннель — он все окупит и выведет на свет.

Я встал.

— Не веришь? — опять шумно вздохнул Лева, будто в столовой не хватало воздуха.

— Не знаю! — ответил я. И пошел отсыпаться в вагончик, насвистывая:

«Коридоры кончаются стенкой, а тоннели выводят на свет».

Славка дневал и ночевал у портала. Пневматическая погрузмашина на рельсах носилась и визжала, как свинья под ножом. А он на подножке за рычагами скалился и хмурился, прокаленное лицо то разглаживалось, то напрягалось гофрами, с хеканьем выдыхал из себя воздух одновременно с броском ковша, будто лопатил породу вручную.

А она — ну и дрянь: валит и валит. Крепили ее сплошной венцовой крепью. Могутные лиственные бревна гнулись и трещали, когда гора обжимала выработку. Наконец дошли до прочных пород, разбурили-отпалили камеру, собрали в ней металлическую крепь, забетонировали свод и осталось тем же сечением вернуться к порталу через сыпучие породы, закрепив их бетоном и железом.

Клокотала Чиличка, зеленели тугаи, часам к одиннадцати за гору, где портал, заглядывало солнце. Был перекур. Проходчики Славкиного звена лежали на бревнах в отсыревшей одежде, сушились, курили, дремали. Один только Славка, как Ванькавстанька, не мог сидеть и ныл:

— Ну, хорош! Вздрогнули!

Тишина.

— Не пора ли погреться? — не унимался.

— Заколебал, зануда! — ворчали. — Дай просохнуть.

Славка вскочил, подбежал к компрессору, завел его. На бревнах раздраженно заворочались от стрекочущего шума.

Выстроенный за зиму портал под горой, как гигантская рыба, разевал пасть полукругом бетонированного свода. Дальше, в тени, горловиной темнело устье выработки. Славка нырнул в него. Ресивер компрессора до предела наполнился сжатым воздухом, которому не было расхода. Предохранительный клапан сработал, издав мерзкий звук, от которого мурашки поползли по спине:

— П-рь-рь-рь!

Клюшкин приподнялся, сплюнул и стал наматывать портянку.

— П-рь-рь-рь! — снова сработал клапан.

Димка-китаец сел, стер рукавом слюну со щеки, закурил.

— П-рь-рь-рь! — прозвучало через ровный промежуток времени. Клюшкин матюгнулся, сунул босые ступни в сырые резиновые сапоги и захлюпал в них к компрессору, хотел выключить. Лица проходчиков, лежавших на бревнах, уже залимонило и повело в ожидании очередного перепуска воздуха сквозь травящий клапан.

Но он не сработал — Славка начал бурить. Клюшкин вернулся, скинул сапоги, стал не спеша наворачивать портянки, тут горловина выработки будто сделала глотательное движение и закрылась. Несколько глыб выкатились к самому краю портала, придав ему вид зубастой пасти.

Не успел никто ни дернуться, ни встать, а компрессор снова стравил воздух: «П-рьрь-рь!» Все вздрогнули. Клюшкин кинулся к нему босой, портянка волочилась по земле, цеплялась за камни. Компрессор умолк. Димка, на ходу подтягивая сапоги, заскочил под свод портала, выбил клин из быстросъемника воздуховода. Резиновый шланг, переполненный сжатым воздухом, дернулся нервным хвостом змеи, из засыпанной обвалом трубы громыхнуло. Послышались удары с другой стороны — Славка был жив и догадался разъединить воздуховод в забое.

— Бичара! — закричал в трубу Клюшкин, — Ты живой?

— Живой! — утробно донеслось с другого конца трубы.

Клюшкин стоял на четвереньках: обтянутый робой зад, грязные потрескавшиеся пятки. Димка боднув его лбом, потянулся губами к трубе:

— Может, только с нашего края присыпало, сами разберем?

— Не, — донеслось из трубы, — завалило до бетонной крепи, по самые уши… Курить мало, — всхлипнул Славка. — Это ты у меня полпачки расстрелял, морда…

ЧП разом переменило участок. Как кубик Рубика, на котором год за годом крутили-вертели цветные квадратики людей, путались-путались, и вдруг, в несколько движений каждая грань совпала по цвету: все просто и разумно, каждый стал тем, кто он есть на деле, а не тем, кем его назначили по каким-то соображениям.

Мастер-салажонок, отиравшийся вдали от работяг и надзиравший, побежал в контору. Он был шнырем и стал им. Клюшкин взял на себя организацию спасработ и через несколько минут подъехал мехколонновский подъемный кран, забросил на верх портала два буровых станка. Лис в мокрых штанах оказался проворным обеспеченцем: стоило бровью повести, он понимал, что нужны штанги, арматура, из-под земли доставал их за невероятно короткий срок. Тихий крутился за его спиной, где авторучку подаст, где в машину подсадит.

Больше года научные институты и высокие начальники ломали головы, как закрепить слабые породы и врезаться в гору. А тут, будто по волшебству, все было решено в секунды. С кровли портала бурили веером. Если клинило, оставляли штанги, если удавалось пробурить до коренных пород и вытащить снаряд — забивали в скважины арматуру большого диаметра. Чуть приостановив осыпь, начали разбирать завал, Славке через воздуховод просунули алюминиевую проволоку со свертком сигарет и спичек.

— Слав! — кричал Димка. — Задубел, наверно?

— Не на пианинах играю, — донеслось из трубы: — Разбираю помаленьку выход.

Такырбас приехал на следующий день, когда завал был убран. Славку вынесли из забоя, напоили, привезли в поселок и, как был в спецовке, бросили на койку. Шмидт с сильным польским акцентом долго пытался что-то сказать, но усталость взяла свое. В тяжелом сне маячила корова, испугавшая его в детстве. Он мотал головой и шипел.