Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

Солкинд берет бутылку «Ессентуков № 17» и выливает ее на покрытую золотыми иероглифами черную статуэтку. Вода стекает в полое нутро постамента; Солкинд открывает бронзовый краник и наполняет водой два стаканчика.

— Хорошо чистит печень и почки, — говорит он.

Голгофский пьет воду. Она ничем не примечательна на вкус — обычная кавказская минералка. Солкинд объясняет, что дело в магической силе покрывающих статуэтку иероглифов: она переходит в воду.

— В древнем Египте на подобном принципе работали целые водолечебницы и санатории, — говорит он. — Ну а если вы в это не верите, пейте просто «Ессентуки». Тоже полезно. Но не так.

Голгофский понимает, что попал в особое измерение — и ни с чем не спорит. Вслед за хозяином он простирается перед статуей Амона, затем сдержанно кланяется диску Атона. Они садятся в резные деревянные кресла — и Солкинд начинает свой рассказ.

— Техника, лежащая в основе создания ноосферных импринтов, известна по меньшей мере со времен Древнего Царства. Зашифрованные указания на нее содержатся в погребальных надписях и папирусах. Ее унаследовали в Вавилоне, знали и в Хеттском Царстве. Она была известна Народам моря — так называли в древнем Египте жителей средиземноморских островов…

Голгофский не перебивает — он делает пометки в блокноте.

— Но уцелевшие обрывки информации так скупы и эклектичны, что даже лучшие египтологи не могут понять смысла и сути ритуалов, указания на которые они встречают. И немудрено — это примерно как восстанавливать древний колосс по сохранившемуся уху, губе и фрагменту короны с головой кобры…

Солкинд встает с места, берет со стола какой-то продолговатый предмет и протягивает его Голгофскому. Тот с удивлением узнает жезл со стены кабинета Изюмина. Вернее — его точную копию.

— Это известнейший артефакт, — говорит Солкинд. — Магический жезл из собрания музея Метрополитен. Двадцатый век… Только, кгм, до нашей эры.

Голгофский внимательно разглядывает предмет. Это с удивительным искусством вырезанный из слоновой кости скипетр квадратного сечения, на котором сидят в ряд несколько животных: лев, крокодил, лягушка, черепаха. Черепаха расположилась в центре; остальные фигурки повторяются дважды и глядят в разные стороны. Голгофскому этот предмет отчего-то кажется древней логарифмической линейкой. Солкинд смеется, услышав такое сравнение.

— Доля истины тут есть, — говорит он. — Но тогда это логарифмическая линейка, которая использовалась последующими эпохами как ритуальный кинжал, а еще позже — как ложка для надевания ботинок.

— Что это на самом деле? — спрашивает Голгофский.

— На этот счет в научных кругах есть много мнений, — отвечает Солкинд. — Некоторые египтологи считают, что жезл использовался для облегчения родов, так как лягушка — это символ богини Хикет, заведовавшей родами. Другие смотрят на крокодила — и говорят, что жезл служил для вредоносной государственной магии. Третьи видят черепаху — и делают вывод, что жезлом пользовались для остановки кровотечений. Такие оценки правдоподобны: в позднейшие времена этот предмет могли использовать во всех перечисленных целях. Но главное, исходное назначение артефакта остается официальной науке не вполне ясным.

— А вы его знаете?

Солкинд улыбается.

— То, что я скажу дальше, не услышат от меня ни на одной лекции. Египтологи сочли бы это шарлатанством. Был бы скандал. Но вы не египтолог, вам я расскажу все как есть. Вы знаете, конечно, об обычае жертвоприношения? В изначальном смысле ритуального убийства живого существа? В том числе человека?

Голгофский, конечно, знает.

— Такие практики, — продолжает Солкинд, — были не слишком характерны для древнего Египта, но все же их использовали маги, которых мы сегодня назвали бы «черными» или «серыми».

— Зачем? — спрашивает Голгофский.

— Ритуальное убийство человека было способом предложить его жизненную энергию божеству. Так сказать, накрыть поляну. Некоторые духи, обладавшие немыслимым оккультным могуществом, тысячелетиями обитали вокруг подобных жертвенников, вводя в заблуждение целые культуры и цивилизации. Благородный Египет, к счастью, не был одной из них — там отказались от человеческих жертвоприношений за двадцать восемь веков до нашей эры. Но существовал и другой способ манипуляции изъятой жизненной силой…

По лицу Солкинда Голгофский понимает, что сейчас услышит нечто важное — он даже перестает делать пометки.

— Жрец, или маг, — продолжает Солкинд, — мог перенести жизненную энергию — «ка», как ее называли в Египте — в другой объект или зарядить ею некий предмет. На манипуляциях с переносом «ка» было основано целое течение древнеегипетской магии. Можно даже сказать, что это был ее фундамент. Способы переноса могли быть мягкими и метафорическими — заклинания, различного рода симпатика и так далее. Вот как мы с вами пили воду «Ессентуки», заряженную силой лечебных знаков. Но бывали и радикально-безжалостные методы…

Солкинд берет у Голгофского магический жезл и как бы целится из него в свою комнатную Долину Царей.

— Повторяю, — говорит он, — я не знаю точно, как именно этот артефакт применялся в поздние эпохи, хотя примерно догадываюсь. Движение от архаики к нашему времени — это постепенное вытеснение реальной магии ритуалом. Но сразу после своего создания жезл использовался как вместилище силы «ка», выделяемой при особом ритуальном умерщвлении животных.

Голгофский спрашивает, связано ли это как-то с фигурками на скипетре. Солкинд кивает.

— Именно. Это был своего рода аккумулятор, работавший на четырех видах энергии «ка»: льва, крокодила, лягушки и черепахи. Экстрагированная при умерщвлении этих животных жизненная сила переходила в их костяные фигурки, украшающие жезл. Маг мог заряжать свой жезл четырьмя силами одновременно, причем в разных пропорциях и с разным направлением, или знаком энергии «ка». Поэтому фигурки повернуты в разные стороны.

— А черепаха? — спрашивает внимательный Голгофский. — Она одна.

— Центральная черепаха здесь в одиночестве, потому что является магическим нулем, — отвечает Солкинд. — Она, выражаясь языком современных кодеров, выполняет роль оператора «стоп».

Голгофский плохо знаком с программированием, но идея до него доходит.

— Заряженный таким образом жезл, — продолжает Солкинд, — становился мощным магическим индуктором, позволявшим создавать, например, ноосферные импринты. Еще он давал возможность вступать в общение с сущностями тонких планов и даже управлять ими. Близкую, хотя и более ограниченную функцию выполнял классический жреческий скипетр в форме изогнутой змеи…