Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

Это, по мысли Голгофского, и есть «фундаментальнейшая мотивация всего российского искусства и обслуживающей его куртуазной бюрократии» — и когда идешь на московскую выставку или спектакль, то во всех этих инсталляциях, картинах, мизансценах и пр. видишь, в сущности, именно эту энергию…

«Прибили яйца к паркету, виляют жопой на сцене. О чем это? Да вот об этом самом. Лучше бы просто мазали блевоту по стенам, было бы не так гадко. Но в том-то и дело, что мазать ее будут не просто, а в тех же видах…

«Вот это и есть «objet petite п» нашего художника. Вот почему передовое российское искусство — почти всегда такое провинциальное мещанское говно, каким бы международным авангардом оно ни прикидывалось: в самом своем сердце оно старается не решить что-то вечное и важное, а «выставиться в Париже», точно так же, как российский олигарх мечтает не полететь на Марс, а выехать на IPO в Лондон. В пупочной чакре всего здешнего совриска и «русского богатого» мерцает вот это «petite п», оно просвечивает сквозь любые вуали, и в каждом сосуде «прекрасного и утонченного» неизбежно будет булькать эта эссенция, трансформирующая в тухлые помои и все остальное…

«И ладно бы искусство, скажет тут русский человек с хорошей генетической памятью, но ведь те же самые люди уже триста лет работают у нас то царями, то вождями. Вот почему, Ваня, тебя с такой пугающей регулярностью возят умирать на европейских фронтах, когда там колонии делят, а в остальное время даже и пускают туда не особо… Только, как было сказано, на танке. Мерси боку. В следующий раз осмотримся повнимательней…»

Не без удовольствия возвращаемся от этой нелепой инвективы в полный весенней надежды мир трансов, куда залетел темным филином К. П. Голгофский. Отметим только, что наш автор клеймит российский «objet petite п» с помощью французского же инструментария, чувствуя в душе, что иначе выйдет слишком ватно и российский культурный организм не срезонирует. Или он тоже надеется напечатать свой опус в Париже?

Итак, Голгофский отвечает на письма — иногда сдержанно, порой иронично, но всегда уважительно, что настраивает в его пользу. В долгую переписку он не вступает — ждет реального улова. И вот первая рыба клюет.

Ему пишет некий 666459-кун: он доверительно рассказывает о сиссянах , которые любили его после переезда в США (они водятся, как он поясняет, даже среди суровых мужчин мидвеста).

«Мы сняли квартирку через Airbnb и довольно бодро попоролись. Наконец после последней слепой групповухи он куда-то пропал, а недавно я встретил его в молле — бородатого и с девушкой… Пичалька. Но я рад за этого сисси. À-propos, имею полные чертежи плавучего дока для «Адмирала Кузнецова».

Увидев это «à-propos», Голгофский вспоминает Бонье и хмурое небо Лиона. Но связи здесь не может быть, конечно. В письме заметна нестыковка: получается, что резидент Америки пытается продать русские военные секреты английской разведке… Откуда они у него? Вывез с собой? Но почему не продал ЦРУ?

Может быть, думает Голгофский, его таким образом тестируют спецслужбы? Он лезет в сеть — и выясняет, что док для «Адмирала Кузнецова» давно утонул. Понятно.

Голгофский прочесывает трансгендерную ветку, находит там пост, почти аналогичный присланному — и убеждается, что рыба все-таки настоящая, просто тухлая: неизвестный с чертежами утонувшего дока маскируется, действуя по тому же методу, что и сам Голгофский. Измена внутри измены: хотел, понимаешь, обмануть не только Отчизну, но и английскую разведку.

Голгофский не отвечает.

Еще несколько дней он, как древний кит, терпеливо фильтрует своими усами проблемы постсоветской молодежи («пару раз, — пишет он, — меня посещало чувство, что теперь я никогда уже не смогу смотреть на юные лица без печали…»). И вот наконец…

Ему пишет некий/ая «Уточка 023» (типичнейший траповский ник). С первых же строк Голгофский понимает, что нашел информатора.

Общение строится по простому принципу: значимая фраза встраивается внутрь трансгендерного трепа для маскировки от одушевленного наблюдателя, которому будет скучно читать эти излияния целиком; ключевые термины разбиваются на слоги, чтобы их не видели сетевые роботы.

Диалог занимает в книге Голгофского пять страниц; мы приведем только пару цитат, чтобы передать общую атмосферу.

Уточка 023: «Куда надо правильно мазать Эстрожель? У меня небольшая жировая складочка. Продам инфу по но_офре_скам дорого. На предплечья мазал тоже, там следов не осталось».

Голгофский: «Эффективнее по практике мазать на живот, если не очень жирный. Можно на бедра, но будут пятна на одежде. Проект Изюм&ина? Главное не раньше чем через 10–11 часов после последнего намазывания».

Уточка 023: «А какой шанс стать ламповой тяночкой за полгода, если мну сорок? Его самого. Упарываю синестрол и эстрадиол».

Голгофский: «Низнаю, зависит от сабжа. Что нужно? Скинь свою фоточку или давай встретимся».

Уточка 023: «Нужен нормальный гайд по развитию оргазма от стимуляции простаты, технику «мост» знаю. Аванс, гарантии экстракции и обустройство по типу «Tamarind seed». И, конечно, попрыгать голенькими вместе».

Голгофский лезет в сеть. «Tamarind seed» — это кино 1974 года про советского перебежчика Feodor Sverdlov, которого играет Омар Шариф — в конце фильма тот заселяется в неплохой домик где-то в свободном мире, куда к нему едет пожилая англосаксонская тянучка модели «true blue». Намерения и аппетиты Уточки 023 понятны.

Голгофский чувствует, что дальше начинаются танцы на минном поле и он рискует жизнью всерьез — но инстинкт исследователя побеждает. Голгофский решает вступить в игру. С массой предосторожностей он назначает неизвестному встречу в центре Москвы.

«Попрыгать голенькими вместе…»

Голгофский тщательнейшим образом готовится к встрече. Главная его головная боль — это верный выбор одежды.

«Как должен одеваться британский разведчик? — вопрошает Голгофский. — Нет, не обрыдлый рекламный агент британского имериализма с двумя похожими на яйца нулями перед до странности небольшим острием (верно, втайне упарывает синестрол и эстрадиол). Хоть его и играют по очереди все топовые токсично-маскулинные символы неоколониального англо-саксонского патриархата и белой мужской привилегии, в реальном мире такого клоуна в бабочке примет первый же встречный опер. Как выглядит настоящий сотрудник британской разведки, крадущийся по холодной и неприветливой московской улице? Особенно когда он не хочет, чтобы его взяли под локти и поволокли в Лубьянка призон ?»