Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

Голгофский боится задавать вопросы про объект, на который они едут, потому что его может выдать незнание каких-то специфических нюансов. Он возвращается к теме вчерашней беседы.

— Вы начали рассказывать про «Нью-Йорк Таймс» и телекомиков, — говорит он. — Не можете пояснить?

— А, — отвечает В.С., — это были методы активации химер до эпохи социальных сетей. Мы раньше пользовались главным образом этими двумя каналами. По ним проходили скрипты активаторов, как мы их называли. Ну, или, как вы теперь говорите, триггеры.

— Что именно служило триггером?

— По-разному.

— Можно пример?

В.С. ненадолго задумывается.

— Ну вот типичный случай из старой практики. У нас был агент — выпускающий редактор «Нью-Йорк Таймс». Передовица этой газеты содержала фразу «Soviet officials fear that the advisers could become targets in any attack on Iraq by the American-led forces in the Persian Gulf» [15] советские официальные лица боятся, что советники могут оказаться под ударом в любой атаке американской коалиции на Ирак. .

Голгофский вздыхает.

— И тогда то же самое было? А мы в Англии уже и не помним… И что? Американцы, прочитав эту фразу, ощущали желание вторгнуться в Ирак?

— Нет, — качает головой В.С. — Они вообще не вспоминали ни про Ирак, ни про русских. Но зато видели мысленным взором позор рабства и сегрегации, ощущали вину перед черной частью нации и чувствовали, что термин «Afro-American» крайне оскорбителен своей парикмахерской пренебрежительностью. И говорить следует исключительно «African American». Это за несколько лет стало культурной нормой, а первый термин попал под политкорректное табу. Вот так это работало.

— Чушь какая-то. Ведь в этой фразе даже нет такого слова. Какая связь?

— Никакой, — ухмыляется В.С. — Вот поэтому Изюмин и строил подобные схемы активации. Именно потому, что никакой связи. Заложенный в химеру триггер может быть любым. Просто любым.

— Но почему это так действует? Ведь далеко не все американцы, наверное, читали эту статью в «Нью-Йорк Таймс».

— Не все, — соглашается В.С. — Но здесь вступал в действие эффект воронки узнавания.

— А что это?

— Разве вы не знаете? — удивляется В.С.

— Возможно, знаю, — отвечает Голгофский, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи. — Просто у нас другая терминология. Опишите процесс.

— Стандартная развертка. Химеру замечает кто-то один, делится своим переживанием с другими, и те немедленно начинают видеть то же самое. Чем больше людей видит химеру, тем шире становится воронка узнавания и тем больше в нее вовлекается новых людей даже без вербального обсуждения вопроса. Вы читали рассказ Гоголя про Вия?

Голгофский предусмотрительно говорит:

— Не припоминаю. У нас плохо было с русской литературой.

— Это… Ну в общем такой демон, появляющийся на шабаше в деревенской церкви. Ему поднимают веки, он видит прячущегося героя и говорит: «Вот он». И беднягу сразу замечает вся остальная церковная нечисть. В нашем случае участники как бы поднимают веки друг другу, и происходит лавинообразный процесс.

— Теперь ясно, — говорит Голгофский. — Мы это называем просто цепной реакцией. Скажите, а почему вы работали через телекомиков? Как у вас вообще появилась такая идея?

— Это беспринципные и продажные люди. Когда за большие деньги их просили вставить в текст какую-нибудь безобидную кодовую фразу, они соглашались. Мы работали с тремя. Потом остался только один, но с большим охватом.

— Кто?

— Имени не знаю. Агент «Шерстяной». Или просто «Килл Билл». Догадываетесь, кто это?

Голгофский недоуменно пожимает плечами.

— Нет, — отвечает он. — У нас в Британии свои телекомики. Мы их называем правительством… Кого еще можете назвать?

— Какая-то «Бешеная». Изюмин называл ее «моя бешеная коровка». Настоящего имени тоже не знаю. Она, кажется, не телекомик, а дикторша на одном из главных каналов — хотя в последнее время мы совсем перестали ощущать разницу. Изюмин ей еще все время депеши слал — ты, мол, почаще наезжай на Рашку. Маскируйся. И это, под лесбиянку коси.

— А какими были триггеры, проходившие через телекомиков? — спрашивает Голгофский.

В.С. хмурится, вспоминая.

— Ну, например, чтобы активировать химеру, запустившую вторжение в Афганистан, была использована кодовая фраза «At this point I noticed that my penis is getting thinner and thinner» [16] в это время я заметил, что мой пенис становится все тоньше и тоньше. . Наш комик вплел ее в свою вечернюю белиберду очень органично. Я помню, потому что сам работал над этой темой — был еще стажером… А вот химеру, побуждавшую передовых американских феминисток требовать, чтобы мужчины мочились сидя, активировали по телевидению какой-то фразой, дословно ее уже не вспомню, смысл которой был в том, что Саддам Хусейн вывез свое оружие массового поражения на трех русских баржах. Мы для этого наняли пожилого американского генерала. Изюмин любил такие контрасты.

— Странно, — хмыкает Голгофский. — Казалось бы, логичней было наоборот… Поменять триггеры местами.

— Поймите, активирующая фраза совершенно не важна. Как говорил сам Изюмин, мы не соломоны — дело не в кольце, а в гранате…

— Эта последняя химера, кстати, у вас не сработала, — говорит Голгофский. — Насчет установки мужчинам мочиться сидя. Не прижилось.

— Вмешались фабриканты писсуаров, — отвечает В.С. — Знаете, какие там крутятся деньги? Писсуарщики подняли в бой свою медиа-армаду и начали яростно штопать матрицу традиционного нарратива. Тогда Изюмин приказал отступить в тень. Нашим главным правилом было действовать незримо… Но это был чуть ли не единственный случай, когда мы получили от американцев реальный отпор. По всем остальным вопросам они безропотно приняли позу покорности. И дело тут не в их трусости или глупости. Так уж действуют химеры. У вас возникает ощущение, что вам нашептывает советы целый хор внутренних голосов, переть против которых выйдет себе дороже…

Машина тормозит.

— Все, приехали.

Вокруг — полумертвая промышленная зона. Людей почти не видно. Машина стоит у невыразительного забора с колючей проволокой. Голгофский не обратил бы на такой внимания — мало ли в Отечестве оград с колючкой?

За нее не полезешь, но В.С. достает из хипстерского рюкзачка планшет, затем маленький дрон — и запускает его прямо из окна машины.

Голгофский видит на экране планшета одинаковые длинные бараки серо-желтого цвета. Их унылая планировка и общая мрачная аура чем-то напоминают нацистский концлагерь. Рядом с бараками — довольно большое здание, похожее на проектный институт. На стене мозаика, напоминающая своей стилистикой о сухумских руинах: лыжник с ружьем на спине, беззаветно запрокинувшаяся гимнастка — и огромный веселый лось в хоккейной форме, на коньках и с клюшкой.