Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

Голгофский ждет, что генерал разъяснит происходящее, но тот всего лишь повторяет свой жутковатый жест, уже виденный однажды Голгофским: складывает пальцы домиком, показывая «крышу», затем машет пальцами, изображая трепетание крыл — и указывает куда-то вверх…

Голгофский даже во сне чувствует растерянность. Теперь он знает много больше, чем в тот день, но пантомима генерала непонятна по-прежнему. Крылья? Видимо, имеются в виду Орлы Разума, которые держат сейчас Голгофского в пространстве. «Крыша»? Скорей всего, что-то связанное с защитой. Верх? Наверное, указание на высшие силы? Но какие? Или Орлы должны поднять его еще выше?

В этом недоумении Голгофский просыпается. Вокруг знакомая спальня генеральской дачи. Рядом мирно посапывает Ирина, за окном щебечут птицы — там уже прорезается первая листва. Прошло столько времени, но загадка все так же неизъяснима.

И тут…

«Мне показалось, — пишет Голгофский, — будто один из синих твиттерских летунов, только что державших меня на весу, с щебетанием влетел под своды моего черепа…»

Он открывает окно, в одних трусах вылезает во двор изюминской дачи и идет к беседке, где нашел отравленного генерала.

Высоко над ней к ветке старой липы прибит скворечник. Голгофский сомнамбулически взбирается по дереву («на следующий день, — пишет он, — я не решился бы повторить этот подвиг без лестницы»), снимает со скворечника острую крышу домиком — и видит внутри завернутую в несколько слоев прозрачной пленки записную книжку.

Он берет ее, аккуратно возвращает крышу птичьего домика на место, так же сомнамбулически слазит и идет на кухню. Пленка разрезана; книжка чуть отсырела, но в целом невредима.

В ней только одна рукописная строка:

whose rap is it anyway ^%^ yes we can yes we can make america great again [21] чей это рэп? «yes we can» — предвыборный слоган Обамы, «make America great again» — предвыборный лозунг Трампа.

Голгофский понимает, что у него в руках.

«Теперь я знал, — пишет он, — каково это — держать палец на запале неизмеримо могучей бомбы. Это было жуткое и упоительное чувство. Сперва я подумал, что лучше будет сжечь мою находку. Но потом… Во-первых, скрыв ее, я вряд ли прожил бы долго: рано или поздно спецслужбы все равно вышли бы на меня. А во-вторых, зачем Изюмин явился мне во сне? Не хотел ли он доверить мне миссию, которую отменили пробравшиеся в высшее руководство атлантисты?»

Видеть во сне какого-то человека вовсе не означает, что тот приходит к сновидцу с поручением — сон это просто сон. Но мы совершили уже достаточно погружений в ватное подсознание Голгофского, чтобы предугадать его выбор.

Ресантимент побеждает.

«Мы с Америкой в противофазе во всем, — пишет Голгофский, — даже во времени: сдвиг — почти половина суток. Антиподы еще сидят у мониторов, подсчитывая балансы и выплаты — или расслабляются у семейного телеочага под репризы продажных телекомиков и говорящих голов из ЦРУ. Я гляжу мысленным взором на Америку, а на меня самого глядят грозные русские тени — от Александра Невского до маршала Жукова. Раз я еще могу, я должен, я обязан привести Царь-химеру в действие…»

Пока Ирина спит, Голгофский садится за компьютер, регистрирует твиттерный аккаунт и жирным троллем начинает прыгать с ветки на ветку, раскидывая заготовленные ГРУ запалы: из комментов под очередной эскападой Трампа в космический твиттер Илона Маска, оттуда к Кардашьянам и так далее.

«Публика в твиттере не отвечает на сформулированный в химере вопрос, — пишет Голгофский, — потому что американцы сами точно не знают, чей это рэп , а за конспирологию у них увольняют с работы. Но сомнений, что воронка узнавания раскручивается, никаких…»

Голгофский полностью отключается от реальности и не замечает течения времени; когда Ирина кладет ладонь на его плечо, он испуганно вздрагивает.

— Что такое?

— Телефон…

— Кто?

Ирина пожимает плечами, но по ее лицу видно, что она испугана. Звонят почему-то на ее мобильный. Запальный твит к этому времени размещен уже семьсот двадцать три раза. За окном вечер — Голгофский просидел за компьютером целый день.

— Алло.

— Константин Параклетович? — спрашивает сипловатый голос. — Вы не знаете меня, но я вас знаю хорошо. Моя фамилия Шмыга. Генерал Шмыга.

— Вы из ГРУ?

— Нет, — вздыхает Шмыга, — я из ФСБ. Не бойтесь, мы вас не убьем — хотя за ГРУ не поручусь. Мы хотели немного их подставить, поэтому не мешали вам вербовать рекрута. Но мы никак не ожидали, что вы все-таки найдете триггер. Я знаю, что вы сделали. К сожалению, мы заметили вашу твиттер-активность слишком поздно — и теперь ничего уже не поменять.

— А зачем что-то менять? — спрашивает Голгофский. — Я не вижу причины, по которой русский офицер…

— Причина тем не менее была, — прерывает Шмыга. — Как вы думаете, почему ГРУ остановило Изюмина?

— Не знаю, — говорит Голгофский. — Трусость, измена — какая разница…

— Нет, — отвечает Шмыга. — Дело в том, что американцы знали про Царь-химеру. И они подготовили ответ. Поэтому у нас была устная договоренность о моратории на ноосферные атаки, но вы все сорвали. Они заметили вашу активность, и мы засекли в русском сегменте твиттера их действия по активации ответного удара.

Голгофскому кажется, будто ему в солнечное сплетение крепко залепили снежком.

— Вы в этом уверены?

— Да. Все их агенты влияния репостят сейчас один и тот же твит — «посмотри, как пляшет среди туч наша госпожа, касаясь сосцами то бронзы факела, то звезд, то терний». Несомненно, это и есть американский запал. Они активируют ноосферную торпеду «MOAS».

Голгофский вспоминает рассказ В.С.

— Так это правда, — стонет он. — Что это за «MOAS»?

— Мы не знаем точно сами, — отвечает Шмыга. — Названа в обычной хвастливой американской манере. Неофициальная расшифровка — «Mother of all Shitholes» [22] мать всех жоп. . В отличие от нашей Царь-химеры, имевшей множество поражающих факторов, «MOAS» — это кумулятивный гипер-пенетратор однофакторного действия, но он невероятно мощен. Это все, что нам удалось выяснить…

Голгофский молчит.

— Я не осуждаю вас, Константин Параклетович, — говорит Шмыга. — Как офицер я был обязан вас остановить, даже убить, но я не успел. А как патриот я, возможно, поступил бы так же. Изюмин, конечно, тоже. Вы совершили то, о чем мечтали многие, поздравляю. Но теперь к нам летит ответка.

— Что произойдет?

— Не знаю. Думаю, нам придется плохо. Давайте поступим как два русских офицера. Выйдем на улицу, повернемся грудью на Запад — и примем удар… Кстати, вы меня увидите — я сосед Изюмина. Давно хотел познакомиться, но не успел…

— Когда будет ответный удар? — спрашивает Голгофский.

— Скоро. Подметное время двадцать минут, активация уже завершается, так что не мешкайте…