Виктор Пелевин - Искусство легких касаний

— Зашквар не зашквар, — сказал сиплый голос, — а ссать все равно больше некуда.

Это произнес Басмач — грузный восточный человек в перемотанных скотчем очках, ехавший на второй полке.

— Тоже верно, — согласилась верхняя тьма вторым своим голосом, кавказским. — Я другого не догнал. Чего это он нас драконами обозвал? Че за погоняло?

— Нехорошо он нас назвал, — ответил Басмач. — Очень нехорошо. Я сам человек не особо авторитетный, но много лет назад на Чистопольской крытой слышал, как бродяги этот вопрос разбирали. Дракон — тот же петух, только с длинным гребнем.

— Кумчасть на беспредел высела, — выдохнул кто-то из чертей.

— Че ж высела, — ответил другой, — она всегда там сидит.

— А я не согласен, — раздался вдруг голос со средней полки.

Это сказал сосед Басмача, Плеш — мужчина лет сорока, интеллигентного вида, украшенный, как и констатировало погоняло, заметной плешью.

— С чем не согласен? — спросила верхняя полка.

— Что дракон это петух, — ответил Плеш. — Я вам так скажу, петух с реально длинным гребнем — это уже не петух. Или, вернее, такой петух, что он уже по другим базарам проходит. Тут все от гребня зависит.

— Бакланишь ты не по делу, — веско сказала верхняя полка. — Обоснуй.

Плеш коротко глянул вверх.

— Обосновывать не обязан, — ответил он, — потому как пиздеть имею право. Но пояснить могу.

Черти снизу одобрительно закивали головами — Плеш прошел между Сциллой и Харибдой уверенно и точно: не поддался наезду, но и в отрицалово не ушел. Как и положено умеренно козырному фраеру со второй полки.

Конечно, если прикинуть по-серьезному, козырным фраером со второй полки Плеш никак не был. Настоящее его космическое место было все-таки внизу. И к его соседу Басмачу это относилось тоже. На средних полках по всем правилам и понятиям должны были отдыхать два крадуна, что чалились сейчас на верхних пальмах.

Но места так распределил сам начальник конвоя — и, сделав пометки в блокноте, предупредил, что за любое нарушение, как он выразился, внутривагонной дисциплины температура кипятка будет снижена до пятидесяти градусов Цельсия, строго по инструкции. А значит, поняли все, чифиря не заваришь.

Вот так Плеш из черта временно стал фраером.

— Ну поясни, умник, поясни, — усмехнулся крадун сверху.

— Долгий рассказ будет, — ответил Плеш.

— Спешить нам вроде некуда. Расцепка через день.

— Расскажу, если чифирьку отхлебнуть дадите. Свежего.

Клетка замерла. Даже в качестве вписанного на вторую полку фраера Плеш вряд ли мог претендовать на чифирек с первой заварки. Такое не светило ему ну никак. Но он, похоже, собрался обменять свою историю на глоток чайку, и это было требованием аванса. Требовать он, конечно, мог — но за аванс потом можно было и ответить. Особенно учитывая рискованность заявленной темы.

Кружку ему все-таки дали — видимо, крадунам стало интересно.

— Благодарствуйте…

Плеш отхлебнул бурой жидкости и сморщил лицо в гримасу омерзения. А потом быстро передал кружку соседу Басмачу, который тоже хорошенько отхлебнул, прежде чем вернуть кружку наверх. Верхняя тьма не сказала ничего.

— Слушайте… И не перебивайте, босота.

В купе стало тихо — даже на нижних шконках, кажется, отложили карты (хотя на мелких чертиков, по четверо сидевших на каждом из двух нижних топчанов, уважительное обращение «босота» распространялось вряд ли).

— Сидел я тогда по своему первому делу, — начал Плеш, — настолько надуманному и запутанному, что даже не хочется посвящать вас в суть. Не занес, не поделился и так далее. Как сейчас принято выражаться, социальный лифт дернулся и полетел в шахту. Порвался, значит, социальный трос. Но виноват я не был. Оговорили…

— А то, — усмехнулась верхняя полка. — Понятное дело. Тут все по наговору сидят.

— И вот, значит, суд да дело, дошло до этапа. Посадили нас в столыпина. Вагон, помню, был такой же почти, как этот, только еще старее. Пованивал. Окна в коридоре старые, треснутые. В плевках. Я тогда первый раз эти вот бельма увидел…

Плеш кивнул на окно в коридоре напротив дверной решетки. Вместо положенного прозрачного стекла в нем была матово-белая панель. По ней изредка пробегали расплывчатые тени. Иногда — наверное, когда поезд нырял под мост или в туннель — панель становилась заметно темнее.

— Так давно уже делают, — сказал Басмач. — Чтобы через окно нельзя было подать знак сообщникам на станции…

— Возможно. Но для меня тогда все это было в новинку. И тени, мелькавшие в этом мутном телевизоре, отчего-то очень меня пугали. Словно бы смотришь мультик на быстрой перемотке и никак не можешь уловить суть происходящего… А мультик, между тем, про тебя…

— Вяжи про мультики, — сказала верхняя тьма. — Базар был за петухов.

— В клетке нас ехало всего пять человек, — продолжал Плеш, — и это, господа, было роскошно. Вот этот ништячок, — он указал на серую доску, соединяющую средние полки в одну широкую плоскость, — мы даже опускать не стали. Ехали как будто на воле в плацкарте. У каждого своя полка, и одна пустая. И вот, значит, на одной сцепке вводят в нашу клетку шестого.

Плеш поглядел на своего соседа.

— Похож он был, вот не гоню, на тебя, Басмач.

— Я на шестого похож, ты хочешь сказать? — спросил Басмач, подозрительно косясь на рассказчика. — Фуфлогон ты.

— Я тебе не предъявлял, что ты на шестого похож, — ответил Плеш. — Я сказал, что шестой, кого в клетку ввели, был похож на тебя. Разница есть, да? Такой же представительный и солидный. Тоже в очках, и ясно, что с Востока. Только он чуть помоложе был.

— Ты паспорт ему проверял, что он с Востока? — спросила темнота сверху.

— Не проверял. Он сам, когда вошел в хату, вместо «Здорово, братва» сказал «Общий салям». Понятно, что не из Парижа человек.

— Вошел в хату? В какую хату? — спросил тонкий голос снизу. — Вы же в столыпине ехали.

— Клетка, хоть и на колесах, по распоняткам тоже хата, — ответил Плеш. — Иначе тут и на пол ссать можно, и вообще что хочешь делать. Пусть братва подтвердит.

— Вроде так, — сказала верхняя темнота. — Давай дальше рассказывай.

— И вот, значит, после такого приветствия садится он на свободную нижнюю лавку — я напротив сидел — и, как положено, объявляет статью. Сейчас уже не помню точно, что-то такое хозяйственное для госслужащих. Фраерское, в общем, без позора…

— Типа как у тебя, — хохотнула верхняя полка.

— Ну типа да, — улыбнулся Плеш. — Ему тогда и говорят — наполовину в шутку, проверяют на вшивость — если госслужащий, значит сука? А он отвечает, если так, то и вы тут все суки…

— Это и сказал?

— Да. А с нами серьезные пацаны ехали. Тогда не конвой места назначал, сами делили. Двое самых крутых на средней полке — они ночью на откидухе этой, — Плеш постучал по доске, соединявшей его полку с полкой Басмача, — в нарды играли. Один был вор в законе, называть права не имею, а другой киллер новолипецких. Вверху тоже два таких ехали, что не приведи бог, хоть и фраера. Они там чаек делали на бездымном факеле, и со средней полкой делились — вот прямо как вы сейчас… Авторитетные арестанты, в общем, с такими не шутят. Вопросов серьезных к новому ни у кого не возникло — так, посмеяться хотели. Считай, повезло. Ему бы отшутиться и после этого молчать в тряпочку. А он…