Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

— Дайте мне ключ от него!

— Он занят. Сегодня туда вселился постоялец.

— Ведите туда!

Тщедушный лысый дядечка, похожий на установщика фильтров, выпялился на нас, однако и слова не вставил, пока я переворачивал его комнату вверх дном и матерился.

Мама в подобных ситуациях говорила банальности. Успокойся и вспомни все важные моменты. Шаг за шагом. Глупо, и тем не менее успокойся и вспомни. На каком бы уровне ни владел искусством припоминания.

Паспорт я предъявлял при заселении, а затем таскал в брюках, ни разу не проверяя, при мне ли он. Паспорт у меня попросила тронутая аптекарша, но я его не достал. Пожалуй, всё. Билеты же хранились во внутреннем кармане чемодана, как и в любой из моих командировок. В этом никаких сомнений, так что вариант «обронил», да еще «где-нибудь», по меньшей мере оскорбителен. Как будто меня принимают за того, кто теряет вещи.

Я вторично разворошил люксовый номер. Пусто. Голяк.

— Вы не могли что-либо упустить? — изрекла девушка с ресепшена, прилипшая, как назойливая муха.

— Нет.

— Вы не могли…

— Не мог!

— Возьмите себя в руки! Никто не виноват, что вы теряете вещи.

Я застыл:

— Погодите, а кто перетаскивал вчера мой багаж в этот номер?

— Вы хотите сказать, что…

— Я хочу сказать, что вы имели доступ к чемодану.

Сотрудница уперла руки в бока.

— Не будь вы в затруднительном положении, я бы заявила, что это низко — подозревать персонал, — сказала она. — У нас не пятизвездочный отель, и все же мы исправно выполняем свою работу.

— Ага.

— Давайте я вызову администратора.

— У меня идея получше.

Я набрал по телефону Рыжова и потребовал явиться, сказав, что попал в авральную ситуацию, и не уточнив подробностей. До отъезда в аэропорт меньше часа, напомнил я.

Я ни разу не бил женщин и вообще не дрался с незапамятных школьных времен, но стоило перестраховаться, потому что сотрудница с кривой челкой явно напрашивалась. Проще остудить пыл, чем оправдываться за грубость.

Не накидывая пуховик, я спустился на улицу и двинулся за угол вчерашним маршрутом. Злосчастная аптека тусклой кляксой портила фасад хрущевки. Продавец из алкостора отпустил мне бутылку самого горького пива из своего скудного арсенала и, верно истолковав мой злобный взгляд, даже не предложил закусок.

Меня не брали ни мороз, ни промозглый ветер. Вряд ли стихия рискнула бы состязаться со мной сейчас. Я разбил горлышко бутылки о стену и выпил залпом половину или около того, не боясь порезаться или захлебнуться.

Ладно бы, если бы я требовал, чтобы меня встречали блинами и икрой, чтобы передо мной расстилали красную дорожку. Но на элементарную вежливость рассчитывать можно, правильно? Ладно бы я вел себя как сноб или как менеджер высшего звена из какой-нибудь газовой компании, но нет же. Зачем из меня коня педального делать, а?

На обратном пути почудилось, что у светофора снова замер высокий темный силуэт, как вчера. Черт с ним. Мерзни дальше, а мне пора. Я намерен сегодня улететь.

В гостинице меня встретил Рыжов и сразу набросил на плечи плед.

— Откуда вы его откопали? — спросил я.

— Вы что, Максим Алексеевич, замерзнете! Куда вы без верхней одежды выбежали? Не Сочи ведь.

— Вы в курсе, что у меня украли паспорт?

— Сейчас разберемся. Вам согреться нужно.

Мы поднялись в номер, где нас ждали знакомая сотрудница и администратор. У Рыжова в руках оказалась чашка чая, психолог протянул ее мне:

— Выпейте, иначе простудитесь мгновенно.

— У меня паспорт…

— Нашли ваш паспорт. И билеты тоже. Выпейте.

Я попробовал глоточек. Самый простой черный чай. Без трав, без сахара, без фруктовых добавок.

— До дна, чтобы не заболеть.

Я послушался и присел на кресло, чтобы яснее соображать. Все-таки меня помотало за эти дни, а без сна и машина не заводится, и кони дохнут…

Мысли путались.

Я стряхнул тяжесть с головы. Тяжесть не стряхивалась.

— Вы в порядке, Максим Алексеевич?

Рука потянулась за глазными каплями и упала на полпути. На лицо мне сполз плед, и свет едва пробивался через сиреневую накидку. Кто-то выключил свет.

— Максим Алексеевич? Максим Але…

Потолок едва держался на хлипких стенах. Когда Рыжов покидал меня, потолок приближался. Его создали с единственной целью — вжать меня в кровать, сровнять с простыней. С наступлением темноты на потолке зажигалась надпись: «Всё действительное разумно». Днем слова сливались с известкой, притворялись несуществующими.

— Пейте. — Рыжов протянул мне бутылку с пивом. — Вам согреться нужно. Сейчас разберемся.

Из-за его спины выплыла аптекарша. Ее губы горели, нарисованные помадой очки усиливали зрение во сто крат.

— Если вы сетчатку повредите, кто предъявит паспорт? — прокаркала аптекарша. — Мне вас с полицией искать, что ли?

Рыжов прикрикнул на нее и ласково накрыл меня запасным одеялом. На лицо навалилась подушка из чугуна. Чугун отливали в Нертенггове, на металлургическом комбинате, в специальной печи для меня. Металл хранил аромат парфюма.

Лишенный зубов Август Анатольевич в черных перчатках склонился надо мной и коснулся лба.

— Напрочь игнорирует медитацию, — посетовал шеф. — Роняет рейтинги. Пора на ремонт.

— Да он только запугивает. — Наташа закурила. — Я выращиваю табак в Казахстане, а он такси вызвать не может.

— Дела-а-а… — протянул Август Анатольевич.

Наташа сощурила глаза, вгляделась в слова на потолке. Последовал прыжок к моей кровати, и тлеющий окурок очутился у меня под рубашкой. Чиркнула зажигалка, постель загорелась.

— Ты его подпалишь! — произнес Андрей.

— Все равно люди для него ничего не значат, — сказала Наташа и затушила второй окурок о мой лоб.

Я прижал пылающие ладони к глазам. Что угодно, только не глаза. Под моими ногтями запеклась кровь. Кровь въелась в кожу, я напрасно отмывал ее бурбоном и сдирал коросту. Обнаженная медсестра пряталась за изголовьем, хихикая в кулачок.

— Что вы опять разлили, Максим Алексеевич? — пожурил меня Рыжов, точно ребенка. — Опять придется в «Инстаграм» выкладывать. Выпейте чаю, согреетесь. Вот так.

— Вы от нас не убежите! — воскликнула репортерша.

На потолке ползли поезда по маршруту, напоминающему букву «п». Вагоны каскадом сыпались на меня. Пузырьки с лекарством выпрыгивали из вагонов и разбивались об одеяло, ни один не удалось поймать. Руки привязали к кровати, поэтому пальцы бегали по отдельности и мало соображали без кисти. Кисть скрепляет пальцы, как я раньше не догадался.

— Пейте же! — приказал Рыжов. — Пейте!

— Главное — это паспорт, — сказал Август Анатольевич.

На потолке зажегся телевизор. Мэр Каменский в прямом эфире переломил напополам карандаш и произнес на камеру: «Главное — это люди. Величайшее счастье — не считать себя особенным, а быть как все люди. Тренинги бессмысленны. Они лишь соблазняют вас».