Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Матвей поднатужился и вытянул из земли скособоченный, наскоро сделанный крест, положил его в стороне. Затем пошел в сарай. Остановился на пороге, вглядываясь в его сумрачное нутро, где на полу неясно белел сделанный вчера крест. Шагнул внутрь, примерился, поднял – ох и тяжелый. Поднатужившись потянул его к выходу. Мама шагнула навстречу:

– Да что ж ты делаешь, бедовый, сорвешь спину! – и подхватила крест с другой стороны…

Матвей лопатой выбрал немного земли из ямы от прошлого креста, вдвоем с мамой поднял новый и установил. Потом мама придерживала крест, а он подсыпал и утрамбовывал землю, и так раз за разом. Наконец крест утвердился на положенном месте, и Матвей подсыпал и подровнял холмик. Мама опустилась у могилы на колени и замерла надолго…

Полдень они встретил у реки. Пчелка привычно шагнула в ледяную чуть белесую на перекате воду, Матвей уперся в телегу плечом, не давая течению ее опрокинуть… Выбрались на берег. Ступни свело от ледяной воды, но Матвей не обращал на это внимания: он смотрел в тайгу. Она привычно шумела молодой зеленью, манила и дурманила запахами и звуками. Теперь это его тайга. И ему пора становиться ее частью, вместо отца.

Привычно проверил винтовку и зашагал рядом со скрипучей телегой. Сначала они заедут на пасеку. Конечно, там все уже давно захирело, но не заехать он не мог. Мама задремала, пригревшись на солнышке, бессонная ночь давала знать о себе. Да и Матвей чувствовал, что очень хочет спать. Но спать он будет ночью, а пока надо идти.

Тайга кружила голову. Запахи свежей листвы и трав, прелой хвои и цветов нахлынули, заполнили мир вокруг, и он ощутил, как в груди разливается приятное тепло, как распускается комок, в который была скомкана душа… Надо жить!

Пасека заросла высоченной травой, и он не сразу разглядел ульи. Некоторые из них стояли, часть лежала на земле, разломанная в щепу. Медведь шалил, не иначе. И ни одной пчелы. Но это и не удивительно – пасека сама по себе не бывает. А вот шалаш так и стоял. Единственное, лапник частично снесло снегом и ветрами, но внутри все было так же. Матвей собрал уцелевшие ульи и загрузил их в телегу. На новом месте пасеку всегда можно устроить или отдать ульи кому ни то. Остатки разломанных ульев собрал тоже, пригодятся на растопку. Больше здесь делать было нечего, и они тронулись в путь. Мама дремала, подложив под голову его мешок с припасом, Серко лежал с ней рядом, в кои-то веки решив полежать в телеге, а не бежать впереди.

Матвей напряженно думал сейчас только об одном – как они будут преодолевать теснину? Щиты так и остались в телеге, маму он укроет. Но если там снова засели бандиты, прорваться одному ему будет невозможно. Остановиться поодаль и подождать обоз? Спрятать телегу в тайге и сходить на разведку? Думай, Матвей, думай, целее будешь…

Вот как бы отец поступил? Кабы знать… Но до теснины еще далеко, а пока надо добраться до места ночлега. Вот и знакомая развилка, где расстались они с обозом. Время уже к вечеру, надо бы поспешить, чтобы успеть до темноты добраться до стоянки.

Успели. Солнце коснулось вершины горы, когда их телега вкатилась на стоянку. На удивление, здесь горели несколько костров и деловито сновали люди. Матвей направился к самому большому костру, там он увидел нескольких женщин и решил, что так будет спокойнее. Подошел к огню, оглядел сидящих.

Главным, несомненно, был дед: сухой седой, как зима, с выцветшими глазами и жиденькой бородкой. Он сидел, странно поджав ноги и прихлебывая из котелка. Справа от него сидел похожий на него мужик, широкоплечий и даже с виду очень сильный. Дальше рядком сидели три парня чуть постарше Матвея, две смешливые девчонки чуть помладше братьев. С другой стороны сидела почтенная матрона, явно жена широкоплечего и мать парней и девчонок.

– Здравия вам, добрые люди – поздоровался Матвей.

– И тебе здравствуй – голос у деда был низким и гулким, совсем неожиданным при его сухопарой фигуре.

– Найдется ли место у вашего костра?

– Отчего ж не найдется, устраивайся.

Матвей кивнул, принес от телеги обломки ульев, ссыпал у костра. Мама принесла мешок с припасом и котелок, поздоровалась и принялась за ужин. Он же пока распряг и напоил Пчелку, быстро соорудил спальное место под телегой и вернулся к огню.

Там уже лилась неспешная беседа. Говорили дед и мама, а остальные слушали, не забывая окунать ложки в большой котел.

– … Вот теперь идем назад – мама помешивала в котелке походную похлебку и рассказывала об их путешествии. Матвей вклинился в разговор:

– А вы из города или в город?

– В город – дед смотрел выжидательно.

– Что там в теснине? Лютуют?

Дед усмехнулся:

– Нет, сынок, нету никого. Говорят, там седмицу тому большой обоз много бандитов побил, но и сами вроде как потеряли людей. Могилки сразу за тесниной свежие я видел, а уж как там оно было…

Матвей кивнул:

– Ясно.

Распространяться о том, кто именно разогнал засевших в теснине бандитов, он не стал – незачем. Но про себя подумал, что в одиночку в теснину теперь точно не сунется. Хоть и не хотелось, но уж лучше потерять пару-тройку дней в ожидании, чем рисковать мамой. Да и самому совсем не хотелось подвигов. Желание сейчас было одно – добраться до деревни и как можно скорее идти в тайгу, на поиски Ухова. Матвей физически чувствовал, как утекает сквозь пальцы время. Он очень боялся того, что Ухов уйдет дальше и он не найдет его следов. Тайга на Алтае дремучая, дорог много. И у беглеца всегда дорога одна, а вот у погони их тысяча. И он надеялся на то, что Ухов со своими подельниками некоторое время побудет в той самой небольшой деревеньке, где договорился встретиться с Жаканом и его приспешниками, надеялся и истово просил Бога задержать их до его, Матвея, прихода. А там… Там он разберется, что и как с ними делать.

Наскоро поужинав, они легли спать. Серко привычно охранял их сон, и Матвей уснул, едва голова коснулась свернутого тулупа…

Серко под боком глухо заворчал, и Матвей резко открыл глаза. В свете полной луны поляна с тлеющими костровищами была хорошо видна. Матвей положил руку на загривок пса, и тот послушно притих, но был готов к броску. Мышцы под жесткой шкурой закаменели, готовясь выбросить поджарое тело из-под телеги навстречу… кому? Матвей вглядывался в ночь, пытаясь уловить движение. Этой хитрости его отец научил. В тайге и в темноте хорошо видно именно движение. И Матвей скользил особенным «рассеянным» взглядом, пытаясь заметить хоть что-то отличное от ночного пейзажа.

Серко снова глухо заворчал. Матвей осторожно, стараясь не потревожить маму, подтянул винтовку и выбрался из-под телеги, присел за колесом и посмотрел в сторону тайги. По ночной дороге шел человек. Шел со стороны теснины, пошатываясь и припадая поочередно на обе ноги. Матвей пару минут наблюдал за ним, раздумывая – выйти навстречу или просто окликнуть? Люди вокруг спали, благо время такое, предрассветное, самый крепкий сон в эту пору, и он решил не шуметь. Просто подошел к их костру, подбросил пару сушин и принялся раздувать угли. Огонь вспыхнул сразу, жадно набросившись на сухое дерево и осветив изрядный участок поляны, одновременно погружая в непроглядную тьму все, что была чуть дальше. Матвей отошел в сторону и посмотрел на человека. Тот заметил костер и сразу свернул к нему, пошел не разбирая дороги. Не дойдя до Матвея с пару десятков шагов, он споткнулся обо что-то в темноте и упал с тяжким стоном. Матвей шагнул к нему, подхватил и подтащил поближе к огню. Усадил, оперев спиной на тележное колесо, всмотрелся. Вопреки ожиданиям ночной гость оказался молодым парнем, едва ли старше самого Матвея. Длинные спутанные волосы, костистое скуластое лицо с глубоко посаженными глазами и сросшимися на переносице густыми бровями, волевой подбородок. Незнакомец был крайне изможден. Глаза горят лихорадочным блеском, с губ срывается какое-то бессвязное бормотание… Серко обнюхал его, чихнул, смешно сморщив нос, и отошел в сторону. Чужак явно не мог причинить вреда никому, кроме себя самого.