Денис Соболев - Говорящий с травами. Книга вторая. Звери

Матвей еще раз взглянул в лицо пришельца и пошел к своей телеге доставать мешок с припасом, парня нужно было срочно покормить. Тот, пригревшись, безучастно смотрел в темноту своими кажущимися в ночи угольно черными глазами. Мама проснулась, заслышав возню:

– Сынок, что такое – вскинулась заполошенно, прижав рукой сбившийся во сне платок.

– Да ты спи, мам, все хорошо.

– А чего тогда ты не спишь? – голос уже не сонный, собранный.

– Человек к огню вышел, худо ему – он достал наконец мешок и понес к костру.

– Что за человек-то? – мама решительно выбралась из-под телеги и поспешила следом за ним к огню. Подошла, посмотрела на парня и молча принялась за готовку. Уже скоро над поляной потянулся вкусный запах сытной похлебки. Матвей пока налил парню немного оставшегося с вечера чая, протянул кружку:

– Попей пока чаю, сейчас поешь.

Тот никак не отреагировал, и, казалось, спал с открытыми глазами. Матвей осторожно тронул его за плечо, и парень дернулся вдруг, сжался в комок, лицо его некрасиво скривилось, руки вскинулись, готовясь ударить…

– Паря, ты чего, успокойся – Матвей отдернул руку и заговорил успокаивающе-монотонно. – Все хорошо, все свои, никто тебя не обидит. Все, все, на вот, чаю тебе…

Чужак внимательно слушал и смотрел на него немигающим взглядом, а затем нерешительно протянул руку за кружкой, зажал ее обеими ладонями и сделал судорожный глоток…

Допив чай, парень успокоился и смотрел на Матвея хоть и настороженно, но уже без страха. Батя говорил Матвею: хочешь человека успокоить, дай ему напиться. Человек когда пьет, отвлекается от всего остального.

– Тебя как зовут? – Матвей сидел напротив парня. Костерок потрескивал и время от времени стрелял в ночь искрами, мама в их разговор не вмешивалась, признавая за Матвеем право главного вести беседу.

– Петро – голос у него оказался сиплый, будто надорванный. Ответил и замолчал, глядя уже не на Матвея, а в огонь.

– А меня Матвеем кличут, знакомы будем – Матвей улыбнулся широко, открыто, и парень нерешительно улыбнулся в ответ. – Откуда идешь, Петро?

Петро ответил не сразу, заворожено глядя в костер и крутя в руках пустую кружку.

– Оттуда – он махнул рукой куда-то себе за спину – деревенька там у нас… ну как деревенька – кордон…

При этих словах Матвей подобрался, впился в лицо парня взглядом, а тот продолжал все тем же бесцветным сиплым голосом:

– Десяток домов, почти бабы сплошь. Из мужиков я да еще двое парней. Остальные мужики кто помер, кто в город на заработки подался…

Мама сняла с огня котелок с похлебкой и поставила его перед парнями, достала из мешка остатки хлеба и солонины. Петро смущенно посмотрел на Матвея:

– У меня это… ложки нету…

Матвей хмыкнул – в тайге без всего парень неспроста оказался. Протянул ему свою ложку.

– А ты как же? – Петро не спешил принимать протянутую ложку.

– У меня еще есть – Матвей принял от мамы ложку и принялся за похлебку. Есть он особенно не хотел, но спать теперь все равно не ляжешь, а так они раньше выйти смогут, если не станут тратить время на завтрак после того, как солнце покажется из-за гор. До теснины им еще четыре дня пути, так что три из них они пройдут не дожидаясь попутчиков. А там уже затаборятся и подождут.

Петро тоже взялся за еду, обжигаясь и поначалу торопясь. Через время щеки его разрумянились, и он ел степенно. Когда ложки заскребли по дну котелка, Петро отстранился и сказал окрепшим голосом:

– Спасибо вам. Я уж думал не дойду, но теперь…

– А куда идешь? И почему… такой? – спросил его Матвей, имя ввиду и то, что пришел он к их костру обессиленный, без припаса и даже без ножа.

– В Уймон иду… А почему такой?… – он замялся, но потом сказал все же – К нам в деревню бандиты нагрянули. Пару седьмиц тому. Немного их, трое всего, но уж больно лютые! А нас трое парней всего, что мы можем? – он зачастил, словно бы оправдываясь.

Матвей не перебивал его, слушая очень внимательно и внутренне ликуя – вот оно! Это точно Ухов со своими головорезами, некому больше. А Петро все частил, словно спеша выплеснуть на Матвея все:

– Старший у них… не помню, как зовут, самый страшный. Когда Ванька их на двор не пустил, он ему прикладом винтовки зубы вышиб. А сам спокойный такой, ничего на лице не дернулось. Те двое с ним Ваньку попинали немного и собаку пристрелили. Так и заселились они в Ванькин дом, мамку его с малыми в сенник выселили. Мы с парнями думали им козню какую учинить, да только у нас кроме вил нет ничего. Как с вилами на винтовку? И я пошел в Уймон за подмогой, там дядька живет – Петро умолк, выжидательно глядя на Матвея.

– А как он выглядит, старший этот? – Матвей внутренне сжался – вот сейчас, вот прямо сейчас…

– Да такой… не знаю даже. Аккуратный какой-то, подтянутый, и взгляд такой… холодный. Посмотрит и будто снега за шиворот сыпанет – Петро даже плечами передернул.

Над поляной повисла тишина. Матвей лихорадочно обдумывал что делать дальше. Отправить маму с попутным обозом в деревню, а самому взять Петро и в ту деревеньку? Довести маму до деревни самому и потом за Уховым? В том, что Петро рассказал именно про Ухова, Матвей не сомневался. Каким-то внутренним звериным чутьем он знал, что это точно он, его кровник. И упускать его в планы Матвея не входило…

– Слушай, Петро, а они как, надолго там у вас?

– Да нешто я знаю? – удивился парень. – Я не знаю. Но в доме он основательно заселились и вроде как не спешат никуда. Те двое, которые Ваньку пинали, между собой перешучивались, мол, хорошее место, глухое, можно осесть… Но что там у них в головах?

Мама подошла, присела рядом, уставилась в костер, помолчала. А затем спросила Матвея, все так же глядя в огонь:

– Ты что это задумал, сынок? – голос ее не предвещал ничего хорошего. – Знаю я, что. Посчитаться с ними хочешь, да?! – она повернулась к нему и уставилась в глаза взыскующим взглядом.

Матвей не выдержал, отвел взгляд, но потом вскинулся упрямо, посмотрел маме в глаза:

– Да, посчитаться. И посчитаюсь. Мам, да ведь они… нельзя их безнаказанными оставить, никак нельзя. Батя не простил бы, и я не прощу.

Над костром повисла напряженная тишина, Петро смотрел на них непонимающим взглядом.

– Ты знаешь, сын, если я еще и тебя потеряю… я не переживу. Незачем станет. Пусть ими власть новая занимается, но не ты. Ты не сможешь! Они оружные, им человека убить раз плюнуть. Не пущу!

– Мам, да как ты не поймешь?! Их надо найти и наказать – он голосом выделил слово «надо». – Нельзя им по земле ходить. Я жить спокойно не смогу, пока они живые будут ходить. Я не один пойду, я с собой ребят возьму, Иванов…

– Больно твои Иваны воевать умеют? Кузнецы оба, им с медведями бороться, а не супротив бандитов.