Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

— Кыв-кыв-кыв, — закыськал он, скопив на языке обильную слюну, будто на языке булькает что-то жидкое. И тут же гортанно закричал: яя-яя-яя! — чтобы привлечь внимание животных к себе.

Олени перестали выщипывать из-под снега ягель и быстро направились к хозяину. Они окружили его со всех сторон, учуяв запах белки, норовя схватить лакомство. Но Кэлками прятал приманку, отводя руку за спину. Поймав нужных ему оленей, повел их к палатке. Верхового жены Бурначу привязал недалеко от палатки, где снег не был вытоптан оленями. Бурнача еще покормится, пока хозяйка не освободится. Кэлками забежал в палатку и, выпив чашку теплого чая, снова вышел. Погрузил обе пустые мунгурки на двух грузовых оленей и, оседлав Поктрэвкана, выехал.

Верховой шел быстро и с настроением, может, еще и потому, что Кэлками не часто седлал его. По пятам за Поктрэвканом поспешали два вьючных оленя. Оба грузовых оленя были молодые и всего вторую зиму ходили на промысел. Снег здесь без плотных заносов, как вблизи морского побережья, где всю зиму господствуют ветра. Тут, в глубине тайги, зима тихая, но зато морозная. Но лучше мороз, чем пурги. Старых следов диких оленей попадается много, некоторые пересекаются со следами лосей, часто ходивших по ручьям, где растет молодой сочный тальник. Кэлками хорошо понимает зверье: кто, куда и по какой нужде проходил. Вот и он тоже по надобности едет по долине реки Мурэду. Охотник спустился на небольшую речушку. Кустарник по ее берегам в основном выеден и обломан лосями.

«В какой же стороне лоси могут находиться? Наверное, внизу, где гуще кусты и топольник есть. Такие места лось любит», — подумал Кэлками, переезжая речку, чтобы подняться на длинную балку и там осмотреться, как ему дальше идти, чтобы не наехать на зверей, находящихся на дневке.

Поднявшись на возвышенность, которую облюбовал с того берега, он бросил взор вниз по речке, где, по его предположению, могут пастись лоси. С седла ему хорошо видно. Но пока ничего подозрительного. Однако Поктрэвкан, в отличие от своего хозяина, повернул свою крупную голову вправо, куда простирается редколесье, уходящее вдаль к подножию сопок. Грузовые олени смотрели в ту же сторону. Ближе обозримого редколесья еще тянется невысокая, но волнистая возвышенность, похожая на речную террасу, уходящую вниз, на северо-запад, куда течет речушка, которую недавно переходил Кэлками. Местность пересеченная, глубокие болотистые ложбины, овраги, будто мучное тесто, взбитое мощною рукою. Много ли надо места, чтобы укрыться осторожному табуну диких оленей? Кэлками верил и не верил поведению своих оленей. Животные, направив уши вперед, как локаторы, по-прежнему смотрели на марь. Это уже серьезно. Поктрэвкан — не Кэлками, он тот же дикарь. Кого они видят или слышат? Росомаху? Вполне может быть. В глухой безлюдной тайге все может быть. Кэлками скинул охотничий карабин и зарядил его. Но было уже поздно… Далеко, на дальней окраине мари вился морозный пар от разгоряченного дыхания уходящего табуна диких оленей. Увлекся Кэлками сохатыми, все больше на речку смотрел. А олени лежали с противоположной стороны невысокого холмика в глубокой ложбине. Но кружащий ветерок нечаянно набросил опасный запах прямо на табун. Дикари сорвались как от страшного удара кнута и понеслись через равнину в сторону белеющих спасительных гор.

«Сплоховал я, что тут поделаешь, виноватых нет», — подумал Кэлками.

Спокойно покурив, он стал спускаться вниз по бровке, чтобы опять выйти на речку.

«Лучше лосей поищу, они не боятся запаха человека, как буюны», — с надеждой думал он.

Речка неширокая, и между зарослями густого тальника хорошо просматривается противоположный берег. Перед крутым изгибом русла влево, прежде чем влиться в реку Мурэду, эта неприметная речушка разбивается на два рукава, образуя длинный узкий остров.

«Такие островки сохатые любят», — подумал Кэлками, привязывая оленей, чтобы они покормились, пока он осмотрит остров с этого берега, не переходя на левую сторону.

Закинув оружие за спину, он зашагал к высокому берегу изгиба реки, чтобы прямо сверху высунуться на остров. Кэлками еще издали приметил над самым обрывом некогда упавшее дерево вместе с вывороченными корнями и черными лохмотьями земли, на котором образовался огромный снежный ком, придав ему причудливую форму. На эту самую колодину, если можно так выразиться, он теперь и держал направление. Держа карабин в правой руке, нагнувшись, он подошел к заснеженному корневищу выворотня и осторожно выглянул чуть сбоку. Ба!.. У ближнего края острова лежали два лося, а третий из них, самый крупный, находился немного дальше, в самой гуще кустов тальника и, вытягивая шею, кормился, обламывая мерзлые верхушки кустарников. Ближние лоси, возможно, услышали шорох под ногами Кэлками, но пока не сориентировались еще, откуда он исходит. К тому же и сородич рядом тревоги не проявлял и кормился себе спокойно. Правда, теперь они повернули свои головы в сторону Кэлками. Однако рваное корневище упавшей лесины по-прежнему темнело перед их глазами.

«Двухгодовалые бычки со взрослым самцом», — без труда определил Кэлками, втыкая посох в снег для устойчивости упора при выстреле. Лоси встали, чтобы получше осмотреться. Кэлками нажал на курок карабина, и один из лосей упал, уткнувшись носом в снег. Лоси размашистой рысью побежали через кусты к дальнему берегу. Щелкнув затвором, Кэлками выбросил пустую гильзу из патронника и, закинув за спину оружие, побрел назад по своему следу, решив для своего спокойствия привести сюда оленей, чтобы видеть их с реки.

— Ладно, друзья, покормитесь еще, пока я управлюсь с добычей, — весело проговорил Кэлками, садясь в седло.

Несмотря на зиму, добытый лось хорошо упитан. Снегу мало, корма вдоволь. А что ему, сохатому, морозы? Пустяки в его-то теплой шкуре.

С разделкой Кэлками управился быстро, и не столько благодаря острому ножу, сколько годами выработанной сноровке по обработке туши добытого зверя. Он сперва сделал прямой надрез шкуры от хвоста до затылка вдоль спины. А второй надрез провел от выхода прямой кишки по центру живота до горла и потом вокруг шеи за ушами. Половину шкуры снял, не переворачивая тяжелую тушу. Потом отрезал бедро, лопатку целиком с конечностями и расчленил по суставам на мелкие части. Тут же рядом лежал острый топорик, которым он мельчил большие куски. Желудок с кишечником он еле отволок в сторону, чтоб не мешал. Отрезал печень, сердце, почки. Легкие с трахеей Кэлками решил не брать, уж больно габаритные, и так вон сколько мяса.

«Чего жадничать, надо же и лесным обитателям оставить», — подумал он, вытирая руки о шкуру чтобы закурить. Но прежде чем закурить, он все-таки отрезал небольшой кусок печени и с аппетитом съел его. «Какая чистая и вкусная печенка», — подумал он.