Константин Ханькан - Кэлками. Том 1

— Давай немного передохнем и начнем устраивать жилье, — сказала Акулина, присаживаясь на мунгурку. Покурив, супруги принялись за дело. У них была широкая деревянная лопата с короткой ручкой, умело стесанной вместе с лопатой из одного тополя, расколотого пополам, а потом высушенной. Лопата легкая и компактная. Без такого орудия охотник или оленевод-кочевник не обходится. Пока муж расчищал площадку, Акулина распаковала увязанную в виде мунгурки палатку, в которую была уложена вся кухонная посуда и ящичек с чашками. Другой такой же парный увязанный вьюк со спальными мешками и постелью женщина уже развязала. А габаритные вещи, которые не входят в мунгурки, она старательно упаковывает, иначе они во время кочевки могут рассыпаться. Для этих целей у семьи имеются тонкие, но прочные шнуры. Тем временем Кэлками содрал лопатой весь мох в том месте, где будет поставлена печка. И уже на расчищенную землю уложил две сырые обтесанные чурки, на которые и ляжет печь.

Он выбрал две тонкие лиственницы с густыми раскидистыми ветками и повалил их. Аккуратно вырубив ветки, сложил их в две большие кучи и, отрубив тонкую верхушку дерева, заострил ее. Острым концом палки он проткнул сверху кучу веток, как валок сена вилами, кинул на плечо и понес к палатке. Выдернув заостренную палку, он пошел за второй кучей. Так оказалось легче и быстрее, чем таскать ветки веревкой. Хорошо, что мерзлые ветки не ломаются. Настелив ветки, нарубил дров. «До утра хватит…», — подумал Кэлками. Экономя драгоценное время кочевой жизни и собственные силы, он всегда старался не делать того, что ему не пригодится. А то сойдешь с ритма, потом сложнее бывает восстановиться, как бы вставать на собственную лыжню.

— Ако, на снегу вещи не раскладывай, а то стемнеет, не будет видно, и сами же в снег затопчем, как в прошлый раз кружку потеряли, — говорит Кэлками, перемешивая тающий снег в кастрюле, чтобы быстрее опустить в нее мерзлое мясо. В двух чайниках снег уже растаял полностью и начал закипать. Сухой хворост, обложенный дровами, давал хороший жар. Когда вода закипела в большой кастрюле, Кэлками сразу опустил в нее мясо.

— Ако, чай готов, в маленьком чайнике заварил. Присматривай за мясом, а то бульон выкипит, а я Куропачом займусь. Кагындун ( распорку ) на шею повешу, чтобы завтра не носился, как зайчик между оленями, — сказал Кэлками, направляясь к привязанному белому оленю, которого он выиграл в прошлый раз на гонках.

— Конечно, быстрее отпусти его, жалко. А в палатке все готово, тепло накапливается, постели расстелила, — ответила Акулина, выходя из палатки. Дым густо валил из трубы, увлекая потрескивающие искры. Но Кэлками уже не слышал, о чем еще говорила жена. Он с топором ходил между молодыми деревьями, выбирая подходящую распорку для передних конечностей белого оленя. Он сразу наткнулся на приземистую уродливой формы лиственницу с толстыми ветками с развилинами.

— Да тут и две распорки можно найти, — обрадовался Кэлками.

Но удалось выбрать всего одну рогатулину, пригодную на кагындун. Главное, чтобы на шее оленя чувствовался груз, и передние ноги при ходьбе были расставлены в стороны, что затрудняет бег по снегу. Разбежится упрямый и капризный олень, а ноги не сомкнуть, потому что большая рогатка, которая болтается между ногами, больно бьет по конечностям. Тут и бежать не захочешь. Нет, уж лучше стать между старых оленей и дожидаться, когда хозяин снимет с шеи тяжелую мерзлую распорку.

Олени, смолоду испытавшие кагындун, до старости лет становятся послушными. Такой урок надлежит пройти и Куропачу. Притащив роготулину, Кэлками тщательно обтесал кору на бревнышке, на котором давеча рубил дрова. Укоротил концы по длине передних конечностей Куропача. И ножом вырубил глубокую выемку по окружности ствола рогатулины откуда расходятся обе развилины, чтобы веревка не соскользнула со ствола.

«Тут все предусмотрено, по уму. И ничего лишнего…», — усмехнулся Кэлками. Кагындун он привязал на середину недлинного, но крепкого ремня. Получился своеобразный ошейник, к которому привязана рогатулина, распирающая ноги животного вширь, препятствуя движению оленя. Кэлками подтянул Куропача вплотную к дереву и крепко зафиксировал его в таком положении, чтобы олень не ударил его ногами по лицу или голове. Белый Куропач хотел было посопротивляться, но не смог, ибо его рывки были тщетны, дерево не поддавалось. И теперь он лишь пофыркивал, гневно сверкая черными глазами. Кэлками привязывал к его шее ошейник, на котором висела рогатулина. Молодой олень еще не понимал, чего от него хотят. Кэлками провел ладонью по ошейнику и чуть подергал, не туго ли, олень ведь может и удавиться. Слабина ошейника была нормальной. Как и вчера, Кэлками отпустил Куропача с коротким поводком, чтобы легче было его поймать. Почувствовав свободу, Куропач с места сорвался как угорелый. Но сразу нарвался на препятствие. При очередном прыжке кагындун обоими концами воткнулся в сугроб, резко остановив бег оленя. От неожиданности Куропач отпрыгнул в сторону и снова повторил попытку бежать. Однако распорка путалась в ногах, а вдобавок еще и в снег утыкалась. Олень остановился и начал пятиться назад, волоча на шее рогатулину. Освободиться от нее не удавалось. Тогда он пошел боком, волоча кагындун по снегу. И, дойдя до остальных оленей, остановился под деревом, где снег был выдут ветрами. Голод нещадно сосал полупустой желудок. Белый олень, уткнув нос в мягкий снег, принюхался. Тут, под деревом, был вкусный ягель, от которого исходил аппетитный для оленя запах. Но раскапывать и откидывать снег копытами мешала подвешенная палка. Что делать? Оставлять это место, где есть еда, никак нельзя. Медленно, боком проделав круг возле дерева, Куропач немного отстранился вправо от распорки, которая теперь осталась немного в стороне и уже не болталась между передними ногами. Олень осторожно, боясь потревожить покоившуюся рядом с ногами палку, раскопал ямку в сыпучем снегу и с жадностью стал вырывать кусочки холодного ягеля. За ночь Куропач откопал приличную площадку около дерева и тихо прилег отдохнуть, чтобы как следует разжевать съеденный корм. При малейшем движении он вздрагивал от шороха распорки по застывшему снегу.

К утру выпал мелкий, как крупа, снежок, но вскоре прекратился. Ветра не было. Кэлками встал, как обычно, рано. Они с Акулиной торопились, чтобы побыстрее доехать до Камешков, сдать добытую белку и до наступления весенней распутицы возвратиться в оленеводческую бригаду.

— Снег выпал, как бы не запуржило. Но звезды видны, — сказала за завтраком Акулина.

— Да нет, лес не гудит. А ты знаешь, мы чуть Каяни не догнали. Вечером олени наши прислушивались и смотрели вниз по реке. Наверное, Семен рубил дрова, эхо-то далеко по лесу разносится. Вот олени и слушали, — проговорил Кэлками.