Олег Попцов - И власти плен...
- Название:И власти плен...
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Молодая гвардия
- Год:1988
- Город:Москва
- ISBN:5-235-00002-1
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Попцов - И власти плен... краткое содержание
И власти плен... - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В словах, в тоне, в развязном фатеевском смехе был полный разлад с логикой. Чему он радуется? — думал Метельников. Он мой помощник, правая рука, доверенное лицо. Мы столько лет знаем друг друга. Неужели я не разглядел его, не понял? Ведь он знает о моем отношении к Голутвину. Неужели ничего не осталось, даже сочувствия?
— Есть хорошее название для банкета, — вдруг сказал Фатеев. — «Пир бывших». — Хотел было снова засмеяться, но увидел лицо Метельникова и осекся.
— Старика жалко, — сказал Метельников. Ему хотелось, чтобы Фатеев понял его, ну если не понял, то хотя бы уступил его сочувствию. Неужели он не понимает, сколько скверного, издевательского в его смехе?
Фатеев не уступил, не внял призыву. Щелкнули замки портативного кейса. Фатеев извлек «банкетную» папку. Нужна была буферная фраза. Ей надлежало соединить настоящее, стремительно превратившееся в прошлое, с будущим, которое так непредсказуемо скоро стало настоящими. И Фатеев эту фразу сказал:
— Еще будет время — пожалеем. А сейчас давайте уточним детали: где мы посадим Нового?
Глава XIII
О чем думает юбиляр накануне своего юбилея? О расходах? Куда денешься, деньги еще никто не отменил. О наградах? А почему нет, разве я хуже других? О подарках? Ну, это обывательский взгляд. Мельчание натуры, так это называется. О подарках не думают, потому как знают — подарки будут. Юбиляр никому не признается: он сравнивает свой юбилей с остальными юбилеями. Его мучает номенклатурный синдром. Как будут отмечать, по какому разряду? Не о заслугах речь. У юбиляров свои расценки: полезен, угоден, значим, неприемлем.
Антон Витальевич Метельников в канун своего юбилея выглядел рассеянным. И хотя день был расписан по минутам, неопределенность угадывались и в поведении юбиляра, и в скрытой нервозности коллег и родственников, между которыми, были, распределены обязанности касательно двух главных событий: торжества в кругу сотрудников и, конечно же, банкета.
Сам Антон Витальевич от этих забот как бы отстранен. Обычный рабочий день, Утренний рапорт всех служб, затем отчет на бюджетной комиссии. Затем… День приема по личным вопросам перенесен на вторник. Других изменений нет. Все как всегда.
Уже звонили, уже предупреждали. В кабинете только цветы. Для адресов и прочих сопутствующих знаков любви и уважения — специальная комната. Никакой помпы, о чем вы говорите! За рабочим столом. На посту, так сказать, при исполнении. Актовый зал отменяется, зал заседаний отменяется. Просто и элегантно. Поцелуи, рукопожатия. «А помнишь?.. Да что говорить, даже не верится — полвека…» Ну, в общем, так. Это вот от нашего ведомства. Потом прочтешь. Будешь уходишь на пенсию, разложишь адреса, и прожитая жизнь покажется тебе дорогой, долгой и счастливой. А теперь надо бы тостец в твою честь? Где у тебя коньяк? А, запамятовал. Мы уже давно другие, мы ни-ни… Да благословит чистота эти высокие стены. Давай поцелуемся. Про банкет усек, приглашение читали вслух: «Я и моя жена имеем честь…» Ну, Метельников, выглядишь, как бог. Ночь не спал? Это бывает. Какое снотворное, о чем ты говоришь? Проще простого: народное средство, столовая ложка меда на полстакана теплой воды. Ах уже советовали? Всегда помогало, а нынче нет? Ну, ничего, пройдет юбилей, и снова будет помогать. Послушай, Фатеев, это ты все организовал? Ну, молодец… Внимание плюс уют. Нет, нет, мне только кофе. Все, все, все. Я побежал. До вечера. Что там случилось? А, понимаю, толпы демонстрантов, требуют юбиляра. Ну иди, иди. Да, чуть не забыл, это верно?
«Ты о чем? А, насчет Голутвина? Похоже, что да».
«При чем здесь Голутвин? Я о тебе. Говорят, будешь нашим начальством?»
«Упаси бог».
«В самом деле: зачем тебе это? Бегу, бегу. До вечера».
Метельникова никогда не донимала бессонница. И вот, поди ж ты, не сомкнул глаз. Положено считать, что в такие вот бессонные часы жизнь проходит перед твоим мысленным взором. Это все из книг. О чем думалось? О прошлом, о настоящем? Ничего подобного. О Голутвине. Фатеев его не любит. Обоюдная нерасположенность, — услышав имя Фатеева, Голутвин всякий раз морщится. Все так, однако я почти уверен, фамилию Фатеева мне впервые назвал именно Голутвин. Была его подсказка. В те годы я многое делал по его подсказке. Я только начинал, а он, Голутвин, уже был своим человеком в коридорах власти. Прошло не более двух недель моей работы в новой должности. Голутвин приехал без предупреждения. Была немыслимая жара, самый конец июля. Даже в новых цехах, где обычно прохладно, стояла духота. Голутвину скоро надоело ходить по заводу, у него была другая цель. Он даже запретил знакомить его с начальниками цехов: будут спрашивать, отвечай просто — наш гость. Он приехал преподать мне урок. Давай разберем с тобой тему, сказал он: «Отношения директора завода с вышестоящим начальством». Он мыслил четко: запомни, ты значим, если за тобой кто-то стоит. Нужны единомышленники. У Левашова они есть, у тебя — нет. Действуй. И учти: ты действуешь на территории Левашова. Да, вот еще… И тут он назвал фамилию Фатеева, характеризовал его не очень лестно, и просьба была как бы к слову: пристрой, и все. Так именно и было. Он рекомендовал мне Фатеева.
В главке Голутвина не оказалось. Я жалел, что пришел сюда. Разглядывают, расценивают. В моем появлении здесь (я об этом не подумал раньше) есть что-то зловещее. Какая нелепость, забудь об этом. Опорой тебе твои мысли: ты думал о Голутвине, не о себе.
Уже на выходе из главка заметил Андросова — не то консультант, не то помощник Голутвина, — еще и спросить не успел, он уже ответил: «Уехал в поликлинику». Не сговариваясь, отошли в сторону. Покурили, помолчали. Андросов ждет, а мне ему сказать нечего. Когда прощались, он спросил: «Что-нибудь передать?» Ответил первое, что пришло в голову: «Срочно нужны три квартиры, может, поможете?» «С такими просьбами к министру надо». Мы обменялись усмешками: я виноватой, он сочувственной с примесью иронии: мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.
Зачем я поехал в поликлинику? Стану ходить по этажам? А если встречу? Вот, мол, вас ищу. Глупо. Это я сейчас говорю — глупо, а тогда сел в машину и поехал. В регистратуре записался к глазному. Разыскал нужный кабинет, постоял, привыкая к обстановке, и уже с легким сердцем пошел бродить по этажам. Во всяком случае, не придется врать, почему я здесь. «Никак не соберусь заказать новые очки». Но так просто пробежать по семи этажам внушительного лечебного заведения. К твоим услугам лифт, но что толку? Я не нашел Голутвина. Он мог поехать домой. Остановил машину у первой же телефонной будки. Трубку взял его сын. Я отмолчался. «Алло, алло!» Гудки отбоя. Почему я его разыскиваю? Выпроводил Фатеева и помчался невесть куда, невесть зачем. В моем возрасте рационализм — состояние органическое. Я сочувствую Голутвину, он мозг учитель, и мне его действительно жаль. Он не из тех, кто нуждается в утешении. Впрочем, в утешении нуждаются все. Допустим, я хотел его утешить. Зачем? Разве это не будет еще одним напоминанием о его бессилии? Это лишь добавит страдания. Можно поступить иначе: выразить возмущение, несогласие, протест. Если бы мне было двадцать пять или, скажем, тридцать, такой порыв был бы понятен. Но сейчас, когда меня прочат в преемники, всякие утешительные речи справедливо посчитать фальшивыми. У каждого возраста свои законы, свои нормы поведения, своя степень доверия. Я разыскиваю его по другой причине. Я не смог бы задать ему этого вопроса, но я почувствовал, угадал бы: называл мою фамилию Новый или не называл? Мне нужна ясность. Я ищу ориентиры, я многим обязан Голутвину, и мне не стыдно об этом сказать вслух. На банкете у меня будет такая возможность.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: