Александр Даценко - Заклинание ветра

Жили тут люди, умирали и рождались. И так было всегда. Демократов пережили, гуннов, хазар, монголов, немцев — и либералов переживём. Бог даст, строители тоже сгинут. Сами как-нибудь построимся.

Навстречу поезд «Воронеж — Санкт-Петербург». Ну что ты поделаешь…

Добра вам и жажды жизни.

Ходил за хлебом. Видел сороку. Сорока заполошно кричала, будто репортёр на прямой связи со студией, красуясь перед синичками белыми боками. На хвосте её болталась готовая сорваться новость о превращении России в корпоративное государство.

С приглушённым возрастом ужасом вспомнил, что все мои чёрные рубашки в шкапу висят там из очень далёкого прошлого. То есть они крепкие, конечно, но очень небольшие.

«Я опять не вписываюсь в рынок», — мелькнула тревожная, как у пограничника, мысль.

Мелькнула да и пропала под грузом впечатлений от серого неба и белого снега.

А тут ещё и сорока улетела.

Всегда казалось, что сорочья манера летать должна приводить снайперов в ярость. Хорошо, что я не снайпер.

Хотя... корпоративное государство, снайпер... Мог бы и вписаться.

Эх, не на того учился.

Сорока красивая. Будь, как сорока. Не жалей прохожих.

Скрип-скрип, снег скрипел под ногами.

Шлёп-шлёп, уводили от реальности мечты.

Скрип-скрип, снег, шлёп-шлёп, мысли,

Дзынь-дзынь… Ну, это просто холодно…

Признаков Нового Года пока ещё не обнаружено. Нет того веселья. Предощущения пока ещё нет. Раньше вот все свободные места в мире были заставлены шампанским, шпротами и засыпаны мандаринами.

А теперь нет. Курица, гречка, майонез и шаурма.

Так себе набор.

Только на окнах дома быта саморезные снежинки. Вы вообще помните, когда в последний раз вырезали из бумаги снежинки?

Немедленно режьте.

И детей научите.

И на окна их, на окна. Снежинки на окна.

Забытые промыслы, да.

По хорошему — вырезать снежинки это почти единственное, что у меня получалось хорошо.

И, судя по соцсетям, не у одного меня.

О нет, вру, ещё отлично катался на льдинах и на хорошем уровне управлялся с карбидом.

А хоть кто-то обратил внимание, куда летели гиперзвуковые ракеты? Сам туда собираюсь лететь. На Камчатку по весне.

Пару обстрелов уже пережили, кстати. Или землетрясения это были?

Старый друг прислал старые фотографии. Все живы и счастливы. Просто не подозревают об этом. Так и теперь, скорее всего.

Не то, что-то не то… Наверное слишком часто пишу «то».

Рвёт текст.

Хлеба купил.

И белорусского масла в пачке, и молока.

Ходить по шесть километров, чтобы не потолстеть, и купить то, от чего толстеют.

Такова вся наша жизнь.

Дзынь-дзынь...

Передача.

С утра огромная очередь.

Женщина, что пришла позже, материт кого-то по телефону.

Именно материт. Ругает, на чём свет стоит. Она не успевает сдать передачу сегодня. В очереди восьмидесятая, а примут только у пятидесяти девяти человек.

— Куда я все это дену, твою так-перетак?! — орёт она в трубку — Куда?!

Не знаю, кто там у неё за тюремным забором. Муж, сын… Не знаю, с кем она разговаривает.

Рядом с ней парень лет пятнадцати. На лице его выражение упрямой готовности переносить и мороз, и ругань матери, и общую несправедливость мира.

Он делает то, что должен делать мужчина, и не позволяет себе размякнуть от разочарования в результате нелепой жизненной ситуации.

В целом же окружающие терпеливы и не срываются на ругань.

Мало где я видел у людей такое естественное умение сопереживания, готовность помочь, не задавая вопросов и доброту к окружающим. Каждый поделится советом, писчей бумагой, ручкой, сигаретой, пересыпать в прозрачные пакеты то, что не пропускают в магазинной упаковке.

Не все ведь знают, как и что нужно делать. Вам обязательно помогут.

О, это далеко не обычная очередь.

Так было и в Крестах, так и в нашем городе.

Общая беда объединяет. Как война.

В маленькое помещение набилось огромное количество людей и сумок. Но это в основном женщины — мужчины проходят, когда наступает их очередь сдавать передачу.

Тогда толпа расступается в две стороны и по получившемуся проходу человек движется к окошку приёма.

Необычный день. 30 декабря.

А какая мама не знает, что больше всего любит её сын?

Вот и занимали очередь с десяти вечера. И стояли, и ждали.

И по очереди грелись в автомобилях у тех, у кого есть автомобили.

Потому что Новый Год.

Потому что ребенку нужно Чудо.

Потому что. Так. Должно. Быть.

Потому что люди.

Отстояли очередь и мы. Сдали. На выходе громко пожелал всем, чтобы в наступающем году те, к кому они пришли, освободились и встретили следующий год дома. И здоровья всем пожелал.

Люди улыбались. И желали доброго в ответ.

На улице стояла та самая грозная женщина с сыном. Они ели чебуреки и молчали. И я знал, что она придёт завтра и успеет. И сын её знал. И в глазах у них читалось понимание жизни такой, какая она и есть. Всё получится.

Я почувствовал людей. Настоящих. Разных-разных.

И я наконец-то почувствовал новогоднее настроение.

Передача ушла.

У сына будет Чудо.

Господи, дай нам всем добра и понимания, что наш мир очень маленький и хрупкий…

Скоро Новый год. Новый год скоро. Держите строй.

И не зарекайтесь. Не будьте идиотами. Судьба обожает обучать идиотов на их же примере.

Добра вам и мандаринов. Вовремя. Все получится.

С наступающим, чтобы без потерь.

Я вернулся из поездки местного масштаба, она нисколько не умиротворила меня, а отчего-то напротив — ещё больше обозлила.

Наверное, злоба связана с приближением Страстной недели, бесы крутят.

Ну в самом деле, разве есть ещё какие-то веские основания?

Переломный возраст, болезни, нервы в лохматьё?

Причина того, что погиб уклад жизни людей, погибли сами люди, банальна — полный капец в жизненных обстоятельствах, всё по Гайдару. Вымерли.

И молодые, и старики.

Отсутствие смысла убивает вернее пандемии.

Это всё ведь ерунда? Это же херня, поступь прогресса? «Наконец-то к нам пришло огораживание, и теперь мы заживём»?

Экономический рост 0.8… Наконец-то!

Гири на ногах, чорт бы с ними — на душе гири. А которые на душе — с ними в водке тонуть одно удовольствие. Быстро и эффективно.

И самое отвратительное, что всевозможная сволочь уже готова возглавить протест, прийти или придти во власть и сделать ещё хуже.