Акиф Гасанов - Реквием

А Шахла так и просидела почти две недели рядом с ребенком, поскольку в этой больнице умудрились заразить малыша еще и коклюшем. И сейчас я понимаю, как был черств и невнимателен, что не мог оценить силу материнских чувств девочки, которая выросла практически в тепличных условиях и две недели безропотно просидела и ночевала на стуле в безобразной нашей больнице.

В нашем крыле гостиницы «Пекин» встречаю своего сокурсника Ашота Саркисяна, радостно обнимаемся, шесть месяцев прожили в одной комнате на курсах Краснознаменного Института. Ашот на подготовке, должен выехать в Иран, живет в гостинице уже месяц, перебрасываемся парой фраз, приглашаю его к себе в номер, посидим, вспомним учебу, как мы перемигивались, когда надо было сказать что-то не для ушей службы и он был фарсист: «Дивар муш даряд, муш гуш даряд». («В стене водятся мыши, у мышей есть уши»).

«Я не один, у меня друзья в номере».

«Заходи с друзьями, что за проблемы».

Где-то через полчаса заходит Ашот и с ним двое армян. Сидим разговариваем на разные темы, друзья Ашота будто не совсем расположены к беседе. Где-то в середине беседы один из них обращается ко мне: «Это правда, что Азербайджан передает Карабах в Армению?»

Ашот что-то резко говорит ему на армянском, тот не обращает внимания и продолжает: «А что вы не знаете, что там все население армяне и Горбачев уже дал согласие на включение Карабаха в состав Армении?»

Возвращаюсь в Баку, рассказываю начальнику отдела Гусейнову об этом разговоре. Он задумчиво выслушивает и медленно выговаривает: «Знаю об этих разговорах, очень нездоровые. Я докладывал руководству, они всерьез не принимают, говорят, у вас синдром старой болезни — везде видите заговоры».

«Гусейн Гусейнович, это серьезно?»

«Такие настроения всегда серьезны, а если их не пресекают, то они становятся нешуточной проблемой».

«А Центр?»

«А что Центр, Горбачев армянские делегации принимает, Раиса подаркам рада, Аганбегян главный экономический советник… Центр знает, докладывает, ЦК не реагирует».

Поскольку эта работа была прерогативой контрразведки, возможно, она и располагала информацией. Азербайджанское руководство проявляло исключительную беззубость, граничащую с трусостью, предательством интересов обоих народов, поскольку в перспективе светили очень серьезные кровавые катаклизмы.

В феврале 1988 года конфликт разгорается, появляются толпы беженцев, происходят сумгаитские события.

Нет желания описывать то, что все прекрасно знают, и все это сильно действует на нас и в наших умах происходит полная трансформация, Горбачев конкретно создает на территории страны очаги сепаратизма, путем сталкивания разных народов, усиления шовинистических настроений. В декабре 1986 года — кровопролития в Казахстане в связи со снятием казаха Кунаева и назначением русского Колбина, в апреле 1989 года кровавая расправа с мирными демонстрантами в Тбилиси, где женщин и детей солдаты рубили саперными лопатками. Получаем ориентировку, в которой Александра Яковлева открыто называют агентом влияния, завербованным в период работы в Канаде.

В мае 1988 года власть в Баку сменяется и первым секретарем назначается Абдурахман Везиров, в августе того же года увольняется Зия Юсифзаде и Председателем КГБ Азербайджана назначается Гореловский.

С приходом Ивана Гореловского начинается откровенная дискриминация национальных кадров, при назначении на руководящие должности преимущество отдается приезжим сотрудникам, местные кадры перемещаются по горизонтали. Среди национальных кадров растет недовольство, это обсуждается в кулуарах.

Меня представляют на должность начальника отделения по действующему резерву, это штат Первого Главка и обычно Председатель подписывал это без собеседования — не из его штатного расписания должность, чем больше получишь из Москвы, тем лучше.

Вызывает начальник отдела Тофик Султанов: «Тебя приглашает Гореловский».

«Зачем, кому я нужен?»

«Болтаешь много наверно, вот и донесли. Там веди себя прилично, без его подписи не обойтись».

Захожу к Председателю, докладываю, он мне: «Проходите, садитесь».

Следуют вопросы по представлению, по поездкам, выполненным спецзаданиям. Отвечаю, вдруг он переходит на внутренние проблемы, мол, как вы рассматриваете последние изменения в Комитете.

И тут меня понесло: «Проблема в том, что до вас у нас никогда не было национальных вопросов, а сейчас появились. Вы назначили столько новых руководящих работников, а среди них практически нет азербайджанцев. Их перемещают лишь по горизонтали и это обсуждается в отделах».

«Что действительно считают и анализируют назначения?»

«Считают, товарищ генерал…»

Спасибо за откровенность, свободны».

Выхожу, иду к Султанову, рассказываю о беседе. Он смотрит на меня как на сумасшедшего: «Тебе это надо было? Ты что, умнее всех?»

Тофик ко мне очень хорошо относится, понимаю его переживания…

На следующий день кадры сообщили, что Гореловский подписал представление. Почему-то у меня появилось внутреннее чувство, что будь на месте Гореловского азербайджанец, вряд ли я получил назначение…

А пока страна еще не развалилась, и система продолжала работать, и мои встречи никто не отменял.

Прилетел в Берлин в воскресенье, был нерабочий день и, сотрудник, встретивший меня и разместивший в гостинице Представительства, вручил мне 100 восточных марок, сказав, что это будет достаточно для проживания до понедельника, а там уже рассчитаюсь с бухгалтерией.

Включил радио, и вздрогнул, оно было настроено на радиостанцию «Свобода» с прекрасным качеством звука без привычных глушилок. Спустился в магазин, купил пару бутылок пива, денег действительно было больше, чем достаточно, накупил разной снеди, в ресторан идти не было желания, перекусил прямо в номере.

На следующий день посетил Представительство КГБ в Берлине, огромное мрачное здание, по площади больше нашего бакинского старого здания. Получил инструкции, деньги в западных марках, еще раз пробежался по маршруту, мне подробно объяснили, как проехать на метро до места встречи.

Метро проходило и по территории Восточного Берлина и поэтому были совмещенные станции, однако вход с этой стороны был заблокирован и пользовались транспортом только западные немцы. У меня был служебный паспорт и с ним в западную зону входить не разрешалось, поэтому немецкие друзья пропустили меня через заблокированные двери, и я оказался уже в Западном Берлине, минуя пункты контроля.

Встреча была назначена в парке, я пропустил Пола, проследив за ним и убедился, что слежки нет.

Пол был убежденным адептом коммунистических идей, выводился в СССР и был в восторге от увиденного. Помню, мы летели из Баку и рядом с нами сидела московская проститутка, возвращавшаяся с гастролей. Ей видимо понравился иностранец, одетый несколько отлично от летящей в самолете публики, и она разговорилась. Мне пришлось переводить, безусловно, интерпретируя на свой лад. Пол был в восторге, буквально через каждые десять минут переспрашивая меня: «Она комсомолка? Она активно участвует в общественной жизни? Они у вас какие раскрепощенные, знаешь, как она положительно отличается от наших девушек?». Я-то знал, но он настолько был убежден в своих словах, настолько чистосердечно заблуждался, что я благоразумно поддакивал ему.