Рут Хоган - Мудрость Салли

– Итак, расскажи о себе что-нибудь, о чем я не смогу догадаться.

Олимпиец сидит напротив меня, он наклонился вперед и ждет ответа. Его близость мешает сосредоточиться.

– У меня есть очень большая собака.

Явный прогресс. До недавнего времени мой ответ на подобный вопрос на свидании обязательно касался бы Габриэля. «У меня был сын, но он умер», или «Я была матерью». Я никогда не вдавалась в детали, даже если спрашивали, но не могла от него отделиться. Не существовала как отдельная личность. Мне всегда казалось непочтительным не упомянуть его при первой возможности. К тому же это здорово разряжает обстановку. Но то была старая Маша.

Олимпиец улыбается.

– Ага, только я это знаю.

– Откуда?

Подозреваю Китти Мюриэль.

– Фло сказала, что нашла в именинном пироге собачий волос.

Кошмар. Я представляю, как Леди Т. прикрывает от отвращения рот носовым платком. Заметив ужас на моем лице, олимпиец меня жалеет.

– Шучу! Фло угостила меня пирогом, очень вкусный. А про собаку рассказала Китти Мюриэль. Хайзум, верно?

Он явно отнесся с большим вниманием.

– Что еще она тебе рассказала?

Он откидывается на спинку стула и широко улыбается. Поразительно белые зубы.

– Немногое. Сказала, если я хочу знать больше, то должен спросить сам, – он делает глоток вина. – Но она сообщила, что ты свободна.

Я молча благодарю Бога – и Китти Мюриэль. Но теперь моя очередь.

– А как насчет тебя? Расскажи что-нибудь, о чем я не догадаюсь.

После короткого раздумья он отвечает:

– Я был спасателем на воде.

Я вспоминаю сильные, мускулистые руки и ноги, рассекающие воду, и его плавки в стиле Дэниела Крейга.

– Об этом я могла догадаться. Ты прекрасный пловец.

Я хочу поцеловать тебя. Черт. Надеюсь, я не произнесла это вслух.

– Ну, я пробыл спасателем недолго. Это была летняя подработка во время учебы в университете. Но это всегда отличный способ произвести впечатление на дам.

– Чтобы завоевать меня, прекрасного кроля маловато.

Он смеется.

– Так я и думал.

Я наслаждаюсь вечером. С ним легко, и удивительная физическая привлекательность не испортила его надменностью, как это часто бывает.

– Продолжай. Что еще можешь предложить? – поддразниваю я.

– Ну, я фотограф и могу тебя запечатлеть.

Моя гримаса явно выражает отсутствие энтузиазма, и он смеется.

– А еще я умею это.

Его руки и пальцы двигаются так быстро, что это напоминает судорогу. Может, у него синдром Туретта. Он повторяет действия, теперь медленнее.

– Язык жестов, – объясняет он. – В детстве у меня были проблемы со слухом. Врачи беспокоились, что ситуация ухудшится и я окончательно оглохну, поэтому я выучил язык.

– Но не оглох?

Он приставляет к уху руку и вопросительно поднимает брови. Я послушно смеюсь и тыкаю его пальцем в ребра.

– Нет. Я по-прежнему полностью глухой на одно ухо, и поэтому мне сложно вести разговор в оживленных местах, но в остальном все нормально.

Как ни странно, теперь, когда он оказался не таким идеальным, он нравится мне еще больше. Я правда хочу его поцеловать. Леди Т. бы точно этого не одобрила. Она считает, публичные проявления симпатии неуместны нигде и никогда. А еще говорит, пялиться неприлично. Боюсь, я пялюсь (на олимпийца) и – соответственно – веду себя неприлично. Но я начинаю понимать, что ролевая модель Китти Мюриэль куда привлекательнее Леди Т., и всерьез подумываю сменить ориентиры.

– Понимаю, что этот вопрос задают почти все и тебе наверняка уже надоело, но как ты покажешь мое имя?

Он улыбается и маш ет одной рукой. Ха-ха! Этого я и добивалась. Но я должна задать еще один вопрос. Решающий.

– Ты любишь собак?

Пока Гидеон провожает меня домой, я с изумлением понимаю, что почти не думала о Габриэле на протяжении всего вечера и ни разу о нем не говорила. Пока. Но я не переживаю. Наконец я могу побыть просто Машей, женщиной, а не мамой Габриэля – плакальщицей по Габриэлю. И это нормально. Гидеон берет меня за руку. Меня охватывает искушение пойти домой длинной дорогой, чтобы подольше насладиться происходящим. Ощущением глупого восторга и многообещающих перспектив. Потому что, когда мы дойдем до моей двери, он может просто сказать: «Спасибо, будем на связи», имея в виду историю с Эдит Пиаф, и это окажется вовсе не свиданием. Что бы сделала Китти Мюриэль? Когда заходим ко мне в сад, и за дверью начинает лаять Хайзум, я знаю ответ. Я его целую.

Если плакать лежа на спине, слезы бегут вдоль висков и затекают в уши. Поэтому я лежу в темноте в своей кровати с мокрыми ушами. Я не рыдаю – всего несколько слезинок. Даже не знаю почему. Облегчение, что я по-прежнему знаю, как вести себя в постели с мужчиной? Или страх, что, впустив этого мужчину в свою постель, я больше никогда его не увижу. Хорошие девочки никогда не спят с мужчинами на первом свидании, уж тем более на «возможном» свидании, и я не смею даже думать, как отреагировала бы на это Леди Т. С другой стороны, я прекрасно знаю, что скажет Китти Мюриэль, и улыбаюсь сквозь слезы. Теперь у меня течет из носа, и я вынуждена либо втянуть воздух – не слишком элегантно, – либо встать и посморкаться, рискуя разбудить мужчину в своей кровати. Гидеона. Я пытаюсь нащупать на прикроватном столике пачку салфеток и случайно сталкиваю на пол будильник. Твою мать.

– Эй, – ко мне протягивается и прикасается рука. – Ты пытаешься убежать?

– Нет.

Теперь платок не нужен, потому что в суматохе мне удалось шмыгнуть носом. Надеюсь, он не заметил.

– Хорошо, – отвечает Гидеон, томным от сна или (надеюсь!) страсти голосом, обхватывает меня своей мускулистой рукой пловца и притягивает к себе.

– У меня был маленький сын. Габриэль. Он умер.

Прекрасно! Какого черта? Все было так хорошо. Он словно выдавил из меня эти слова своими объятиями. Я задерживаю дыхание, дожидаясь, какой эффект произведет мое признание. Объятия не ослабевают. Он наклоняется и целует меня в шею.

– Знаю.

Откуда он знает?

– Откуда ты знаешь?

– Я работал в местной газете. Когда Габриэль утонул, я только начинал. Такую трагическую историю забыть невозможно. И твое лицо я тоже не забыл. Такая уж работа. Связана с лицами.

Он снова целует меня, очень мягко.

– В газете была история и ваша с Габриэлем фотография. Меня тогда поразило, насколько вы похожи – глаза, волосы. В бассейне я тебя не узнал. Лицо казалось смутно знакомым, но откуда, я понять не мог. А потом ты назвала по телефону свое имя, и я вспомнил. У тебя довольно необычная фамилия.

Я чувствую его неуверенность и гадаю, что он скажет дальше.

– Боюсь, я искал тебя в «Гугле», – застенчиво признается он.

Слава богу! Он знает. И все равно пригласил меня на свидание – а теперь я уверена, что это свидание – и по-прежнему здесь. Это не отпугнуло его, как моих предыдущих ухажеров.