Юрий Кувалдин - День писателя

— Линке нужны деньги.

— У меня сейчас нет, — огорчил ее Шпагин. — А сколько?

— Сто рублей, — сказала Маринка. — На аборт. Гуляла-гуляла с одним, а он ее бросил. А она боится родителям сказать. Только школу кончила, а уже на втором месяце.

Шпагин погрустнел, затем достал из сумки, подаренной Рейнгольдом пару колготок и пластмассовую коробочку с набором косметики, гонконгского производства, и протянул Маринке.

— Это тебе, — сказал он.

Маринка, как совершенный ребенок, вцепилась в подарки. Да и была она ребенком: в сентябре ей исполнилось семнадцать.

Вернулся Рейнгольд в расстроенных чувствах, сел к столу, налил рюмку. Тут же к нему подсел Пашка и налил себе. Они чокнулись и выпили. Шпагин пошел провожать до метро Маринку. Когда он пришел обратно, Рейнгольд и Пашка мирно беседовали о городе Нью-Йорке. Рейнгольд говорил, что он живет на окраине…

— Я поселился с женой и ребенком в Вуд-Хавене. Мой дом, — а я снимаю за пятьсот долларов в месяц первый этаж двухэтажного дома, — стоит у самой оконечности мыса, в полусотне ярдов от берега. Тихий райончик, зеленые газоны, виллы… Прелесть!

— А от Бродвея далеко? — спросил Пашка.

— Прилично, — сказал Рейнгольд. — Несколько длинных мостов нужно проехать…

— А машина есть у тебя? — поинтересовался Пашка.

— Три.

— Ого!

Вмешался Шпагин:

— Аркаш, давай я сразу твой адрес запишу…

Рейнгольд взял клочок бумаги и ручку, и сам написал по-английски.

— Телефон на конверте писать не надо! — с улыбкой сказал он.

— Этот телефон через Лондон.

— Понятно, — сказал Шпагин, глядя на адрес. — А что такое «88»?

— Улица, — сказал Рейнгольд.

— Ну что? по домам? — спросил Шпагин.

— Это к лучшему! — воскликнул Пашка. — Баба орать не будет. Вы идите, а я тут еще приберусь.

— Так как же насчет картин? — спросил Рейнгольд.

Пашка, как бы не слыша вопроса, вытащил из шкафа свою хозяйственную сумку и стал укладывать в нее «Сони», джинсы и прочее. Затем неопределенно сказал:

— Созвонимся утром. Созвонимся… Да. Утро вечера мудренее!

Было начало первого ночи. Шпагин с подарками ехал к себе домой с Рейнгольдом. Шпагин уговорил Рейнгольда заскочить к нему на минутку, чтобы жена не ругалась.

— У тебя мелких денег нет? — спросил Рейнгольд, когда подъезжали к дому Шпагину. — Пятерок, десяток?

— Рубль был, — вздохнул Шпагин. — И тот — потратил…

Хорошо, что у шофера такси нашлась сдача с пятидесятирублевой бумажки.

Жена не спала, и когда Шпагин стал выкладывать подарки, она обняла в каком-то экстазе веселья (не забыли ее! не забыли! — так и читалось по ее глазам) Рейнгольда, и затараторила что-то о его щедрости.

— Еще увидимся, — сказал Рейнгольд, уходя. — Закрутился, столько дел, столько дел!

— Обязательно увидимся! — воскликнула жена, закрывая за ним дверь.

Утром, не обращая внимания на побаливавшую голову, Шпагин помчался на работу. Как только он сел за свой стол, раздался телефонный звонок. Звонил Пиотровский. Затем позвонил Ефимов и сообщил, что устав готов… Досидев до обеда, Шпагин сказал своим женщинам, что его вызывают опять в Госснаб, помчался к Пашке, куда должен был уже подъехать Рейнгольд. И действительно, Аркадий находился в мастерской, а на столе стояла новая бутылка.

— Ждем, ждем! — потирая руки, сказал Пашка. — Давайте скорее, а то голова трещит. Наливай!

Когда выпили, то лицо Пашки засияло радостью. Чтобы не упустить момента, Рейнгольд бросил на стол двадцать сотенных купюр.

— Во! Эти деньги я уважаю, — сказал Пашка и дрогнувшей рукой придвинул их к себе. — Забирай! — кивнул он головой в сторону стены, с которой Рейнгольд хотел забрать пару работ.

— Высоко, я не достану, — сказал Рейнгольд.

Пашка сунул деньги в карман, притащил стремянку и полез снимать приглянувшиеся Рейнгольду холсты. В это время Шпагин шепнул Рейнгольду:

— Сразу нужно сматываться, а то передумает!

— Понял! — шепнул Рейнгольд.

Через десять минут бутылка опустела, и Пашка начал подозрительно вздыхать и коситься на стоящие у шкафа картины, уже принадлежащие Рейнгольду.

— Мы сейчас еще прекрасной выпивки достанем, — сказал Рейнгольд, прихватил холсты и пошел к лифту.

Шпагин последовал за ним, а Пашка стоял в дверях и с грустью почесывал свою козлиную бородку.

Когда подошел лифт, Пашка крикнул:

— Эх! Задарма отдал!

Вновь наняли такси и полетели к Рейнгольду домой. Семен Исаакович, увидев картины, сказал:

— А я такую живопись не люблю.

— Что ты понимаешь, пап! — сказал Рейнгольд и добавил: — Наливай!

Валентина Ивановна, прижав ладони к щекам, вымолвила:

— Что это значит, Аркадий? Что это еще за «наливай»?

Рейнгольд подмигнул Шпагину и расхохотался.

— Это пароль у нас теперь такой, — сказал он.

Прошли в большую комнату и сели за белоснежный стол.

Семен Исаакович глубоко вздохнул и проговорил тихо, глядя мимо сидящих в окно:

— Быстро проскочила жизнь, черт возьми… Мне девяносто два года, а кажется, что только вчера родился… В моей судьбе, однако, много интересного. Например, так случилось, что в начале тридцатых я заведовал автохозяйством в Магадане, при местном управлении лагерей. Ходил в кожаном пальто и курил трубку…

Рейнгольд не слушал и, подперев голову кулаками, о чем-то думал.

— Как вы туда попали? — спросил Шпагин, подцепляя ножом кусочек селедочного масла.

Семен Исаакович ничего не ответил. Он помял руками лицо, налил в маленькие рюмки водки, крякнул и улыбнулся. Его бледное лицо с орлиным носом от этой улыбки еще более похорошело.

— Итак! — произнес он с чувством и поднял рюмку.

Потом Рейнгольд пошел переодеваться, а мать в соседней комнате принялась гладить ему рубашку.

Оставшись наедине со Шпагиным, Семен Исаакович с грустью в голосе сказал:

— Обидно!

Шпагин настороженно взглянул на него и увидел в его глазах слезы. Шпагин перестал жевать и, глубоко вздохнув, притих.

— Кому все это достанется? — сказал Семен Исаакович и обвел рукой комнату. — Я же всю жизнь работал, кое-что скопил… Возвращаться нужно Аркадию! Ну, что он там нашел хорошего…

Шпагин вздрогнул и потупил взор, как будто это говорилось не о Рейнгольде, а о нем и как будто это он только что приехал из Нью-Йорка. Между тем Семен Исаакович продолжал:

— Не знаю, как он будет там жить дальше… Работает простым шофером такси, с утра до ночи…

Шпагин был убит окончательно. Он-то рассчитывал на Рейнгольда и связывал с ним большие надежды по открытию филиала совместного предприятия в Нью-Йорке. Шпагину было неловко и грустно, и казалось ему, что его обманули. Он как-то странно улыбнулся, кашлянул и против воли сказал:

— Разве важно, где и кем работать? Важно, чтобы эта работа нравилась и приносила доход…