Бруно Апиц - Повести и рассказы писателей ГДР. Том I

У маленького окошечка, как обычно, сидела консьержка. Увидев нас, она, улыбаясь, кивнула нам и дружески приветствовала: «Bonsoir» [16] Добрый вечер (франц.) . .

«Для нее мы влюбленная парочка! — подумал я. — Она так решила с первого дня, как я здесь поселился. И считала это вполне естественным!»

И вот Ивонна стояла передо мной в прихожей своей квартирки. В ее глазах горели яркие искорки. Уголки рта чуть-чуть подрагивали. Как красива была она!

Так мы стояли, прислушиваясь к биению наших сердец в тишине, внезапно обступившей нас.

Я притянул Ивонну к себе. Я целовал ее губы, ее шею, там, где нежно пульсировала жилка, ее волосы. Она не противилась. А потом нас точно подхватил стремительный поток, лишил дыхания и унес в безбрежную даль, где были только мы, только мы одни…

Мои воспоминания были внезапно прерваны. Дверь камеры распахнулась. На пороге стоял полицейский инспектор. Он провел меня на второй этаж префектуры, в одну из служебных комнат.

Меня принял комиссар полиции, элегантно одетый человек среднего роста.

— Французская виза просрочена у вас уже на три дня, — сказал он.

— Мне так понравилось в Париже! — ответил я простосердечно.

— Где вы живете? Вы так и не хотите нам это сообщить?

И тут меня осенило. «Придется прибегнуть ко лжи, и довольно гадкой. Другого выхода нет, — подумал я. — Слишком многое поставлено на карту!»

— Мужчина обычно неохотно говорит о том, где и как он проводит свой отпуск в Париже, — сказал я.

На лице комиссара промелькнула улыбка — лукавая, понимающая улыбка. Я тоже улыбнулся. Точно так же, как он.

Комиссар подержал мой паспорт в руках, затем положил его передо мной на деревянный барьер, разделявший помещение на две части.

— Пожалуйста, вы свободны, мосье, — сказал он и добавил: — Послушайте моего совета и немедленно уезжайте. Этим вы избавите себя от дальнейших неприятностей.

Кивнув мне, он повернулся и пошел к своему столу. Видимо, он считал, что инцидент исчерпан.

Ошеломленный, смотрел я ему вслед с чувством необыкновенного облегчения. В камере я ломал себе голову, ища выхода, взвешивал всевозможные варианты. И вот теперь оказалось, что все это не имело никакого значения, — и то, что моя виза окончилась три дня назад. «Они убедились, что мой паспорт не фальшивый и в полном порядке! — пронеслось у меня в голове. — А все остальное, по их мнению, чепуха!»

И все же… Почему комиссар ни словом не обмолвился о случае с ребенком? Не сказал ни слова поощрения или благодарности? А ведь он наверняка был хорошо проинформирован. Наверняка!

«Не торчи здесь больше! Немедленно отсюда убирайся!» — приказал я себе.

Я взял паспорт и вышел. На улице я задумался. Что делать? Отправиться прямо на вокзал? Уехать с первым же поездом? В моем положении это было бы самым правильным. Может быть, за мной установили слежку, потому так быстро и отпустили?

Уехать?! Не повидав Ивонны? Но что она подумает о моем внезапном исчезновении? Она решит, что со мной произошел несчастный случай. Ну конечно же! Она будет волноваться и страдать! И, может быть, в страхе начнет разыскивать меня. На пунктах Скорой помощи, в больницах или даже в полиции. Тогда все усложнится еще больше.

Нет! Я не могу сразу уехать. Я должен увидеть Ивонну. Хотя бы для того, чтобы она сообщила Карлу, что со мной произошло. Товарищи должны знать об этом! Да и чемодан мой был у Ивонны. А что за отпускник в поезде без чемодана? Это может привлечь внимание.

Пересекая перекрестки, я следил за отражениями в витринах — не идут ли за мною. Но я не замечал ничего подозрительного. Правда, улицы были полны народу. Рабочий день давно кончился.

Я вошел в автобус. Потом пересел в метро. Нет, за мной никто не шел. Иначе он бы тоже пересел. А в метро не было никого из тех, кто ехал в автобусе. Это я хорошо заметил. И все же я зашел еще в бистро. Выпил стаканчик вина. Опять за мной никого. Теперь это было уже точно. Совершенно точно.

Едва я открыл дверь квартиры, как Ивонна бросилась ко мне и крепко обняла меня. Она не произнесла ни слова. Очевидно, она догадалась, что со мной что-то произошло. Я никогда не возвращался позднее, чем мы уславливались утром.

Я начал торопливо рассказывать. Ивонна ни разу не перебила меня. Она сидела напротив, смертельно бледная, очень серьезная, и неотрывно смотрела на меня.

Я взял ее в руки. Мне хотелось облегчить расставание. Но я услышал свой голос:

— Теперь, Ивонна, мне надо укладываться. И как можно скорее!

— Oui, chéri, oui… [17] Да, дорогой, да… (франц.) — сказала Ивонна совсем тихо. Как бы в забытьи. Потом она стремительно встала. С трудом отвела от меня взгляд.

Она передавала мне мои вещи. Мы молча упаковали чемодан. Только раз Ивонна заговорила, и то лишь для того, чтобы прервать молчание.

— За тобой ведь никого не шел?

— Нет. Конечно, нет.

Мы говорили внешне спокойно, большим усилием воли сдерживая волнение. Щелкнул замок чемодана. Я выпрямился. Посмотрел на Ивонну. Она обняла меня, поцеловала и долго не выпускала из объятий.

— Au revoir, chéri… Au revoir… [18] До свиданья, дорогой… До свиданья… (франц.) — шептала она. Ее голос дрожал.

Ивонна заставила себя улыбнуться. Затем она подбежала к двери, выглянула в коридор и сделала мне знак рукой. Прислонившись к косяку, словно ища опоры, она смотрела мне вслед. Когда я остановился на лестничной площадке, чтобы бросить на нее последний взгляд, что-то дрогнуло в ее лице. Но и в этот момент она улыбалась.

Я бросился вниз по лестнице.

На вокзале мне пришлось долго ждать поезда, больше часа. Я зашел в привокзальный ресторан, заказал вина, Все это я делал машинально, как заведенный. Казалось, не я, а какой-то другой человек говорил за меня, двигался, ждал, смотрел на суетящихся на вокзале людей, слышал их разговор, крики.

Наконец настало время садиться в поезд. Я выбрал место у окна, тоже совершенно машинально. Я по-прежнему не хотел ничего видеть, слышать. Когда поезд тронулся, я бессознательно, отсутствующим взглядом уставился на перрон. Поезд уже прошел несколько метров, и вдруг словно электрический ток пронизал меня. Ивонна! Там стояла Ивонна! На краю платформы, рядом с маленьким киоском, почти спрятавшись за него. Она стояла неподвижно. На меня смотрели ее большие, печальные глаза.

Я вскочил со своего места и прижался лбом к стеклу. Одну или две секунды мы смотрели друг на друга как зачарованные.

И все кончилось! За окном промелькнули последние вокзальные строения, а я все в той же позе стоял у окна, крепко стиснув зубы. Я чувствовал себя опустошенным. Меня как будто оглушили, и я был не в состоянии пошевелиться.

Ивонна! Ивонна! Наверное, все это время она была на вокзале и видела меня, но сама не показывалась, боясь подвергнуть меня опасности, — ведь я уезжал в нацистскую Германию. И все это для того, чтобы увидеть меня еще раз, в этот последний миг!