Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

— Что я должен сделать? — Змеев смотрел на Сарафанова верящими глазами. — В чем задача?

— Не стану тебе объяснять всего замысла. Ты — солдат и не должен знать деталей стратегической операции. Тебе поручается отдельный, ответственный фрагмент. Добудешь гранатомет и обстреляешь американское посольство. Не обязательно попадать в окно. Не обязательно разорвать кумулятивным зарядом какого-нибудь атташе или советника. Важно показать американцам, что мы не смирились с их оккупацией. В России есть партизаны, готовые отомстить за Советский Союз, за Боснию, за Косово, за Ирак, за Афганистан, за гибель миллионов русских, которых выкашивает Америка без пушек и воздушных армий. Ты — мститель! Ты — воин! Ты — солдат «Пятой Империи». Согласен?

— Согласен, — твердо ответил Змеев.

— Вот деньги, — Сарафанов указал на кейс. — Купишь у бандитов гранатомет. Можешь РПГ. Или «Муху». Сам разработаешь план атаки. Верю, ты справишься.

— Справлюсь, — ответил Змеев. Он был тверд и ясен. Создан из легированных сплавов. Из тех же, из которых была отлита скульптура Мухиной — сияющий монумент великой Империи.

Следующий удар был направлен на отвратительного фигляра, мерзкого клоуна, глумливого шута, находящегося в центре непрерывного, десятилетие длящегося скандала. Известный политик и блестящий актер Верейко использовал чувства униженных русских, распалял фантазии патриотов галлюциногенными бредами, профанировал «русскую идею», неутомимо, как канатоходец, балансировал между полюсами общественных настроений. Заполнял телеэкраны своими яркими выходками, грассирующей речью, вульгарными ужимками. Превращал в труху и пепел робкие усилия русских выбрать себе вождя, сплотиться вокруг «национальной идеи», сформулировать «русскую доктрину». Верейко, мастер театральных представлений, собирал на свои политические представления бесчисленных журналистов и телерепортеров, создавал информационные поводы, «кормил» своими непристойностями прессу. Оставался самой яркой звездой на политическом небе, откуда то и дело срывались и гасли недолговечные светила партий и общественные кумиры-однодневки.

На этот раз Верейко замышлял балаганное действо на подмосковной свалке отходов с участием ютящихся там бомжей. Действо было приурочено к пятнадцатилетнему юбилею его политической деятельности. Широко рекламировалось. Значилось в пригласительных картах как «Трэш-парад», на который приглашались журналисты, политики, члены дипкорпуса. На этот «Трэш-парад» Сарафанов нацелил атамана Вукова, поручив ему сорвать глумливый спектакль. План операции Сарафанову был неизвестен, целиком принадлежал атаману. Сам же Сарафанов раздобыл пригласительную карту, на которой золотом и яркими красками был изображен веселый бомж среди свалки, в обносках, босой, с приклеенной к подбородку мочалкой, похожий на Льва Толстого, с надписью: «Не могу молчать!» Сарафанов во всем положился на Вукова и стал ждать урочного часа.

Эти слова Вукова Сарафанов услышал в перламутровой ракушке своего мобильного телефона.

— Алексей Сергеевич, пора… Верейко вышел из Госдумы…

«Мерседес» мчался по трассе, прочь от Москвы, среди предместий, коттеджных поселков, пустынных полей, серо-коричневых голых лесов. Чем дальше от города, тем меньше было респектабельных автомобилей, тем чаще «мерседес» обгонял однотипные мусоровозы, переполненные, тяжко жужжащие. Ревущими вереницами они стремились на «полигон». В кабинах за мутными окнами просматривались мутные лица. Молдаване, азербайджанцы, узбеки приехали в Москву на заработки из разоренных окраин разоренной империи. Были частью исторического мусора. Изможденные, работающие на износ, торопились совершить как можно больше ездок, гнали свои зловонные экипажи, считая часы, перевезенные тонны, заработанные деньги.

Машина Сарафанова остановилась перед шлагбаумом, пропуская вперед несколько скопившихся мусоровозов. Стражи «полигона» проверяли у водителей накладные, дабы не было несанкционированного груза. Процеживали содержимое контейнеров радиометрами, чтобы, не дай Бог, в мусоре не затерялся изотопный источник или железяка с наведенной радиацией. Пропускали грузовики на «полигон», где их ожидали строгие служители. Разгрузка мусора велась в присутствии наблюдателя, чтобы не укрылся в отходах безымянный труп или использованный при убийстве ствол. Под тем же наблюдением находился конфискованный таможенниками контрабандный товар. Сигареты, консервы, куриные окорочка, как правило, недоброкачественные и отравленные, фальшивая водка уничтожались по акту. Закатывались тяжеловесным катком банки с сельдью, брызгающие рыжей сероводородной струей. Воздух над «полигоном» туманился смрадом разложения, сыростью распада. В нем витали бесчисленные стаи птиц — чаек, ворон, воробьев, кормящихся у «синильного моря» свалки.

— Вам чего? — в «мерседес» заглянуло нелюбезное лицо охранника. Сарафанов протянул пригласительный билет с изображением бомжа. Охранник невесело ухмыльнулся: — Видно, депутатам на золоте жрать надоело, хотят в дерьме поваляться… Проезжайте…

Машина проскользнула в ворота и оказалась на гигантском, рыхлом пустыре, пестром, парник, по которому в удалении, на разных расстояниях двигались бульдозеры, катили мусоровозы и в туманном солнечном воздухе, словно призраки, носились вялые птицы.

Выйдя из машины, Сарафанов издалека разглядел сооруженный деревянный помост, группы операторов, расставлявших свои телекамеры, стекавшихся на представление гостей. Верейко еще не прибыл, зрители не торопясь собирались. Сарафанов двинулся по пустырю, вдыхая морозный воздух с кисло-сладкими примесями испарений.

Бульдозер с блестящими гусеницами прессовал груду мусора, двигал ковшом, хрустел бесформенной массой. С горящими фарами, запаленный, потный, подкатил горбатый мусоровоз. Водитель в кабине, черный, щербатый, в грубом комбинезоне, нажал рычаги. В хвосте грузовика медленно растворилась заслонка, и оттуда выдавился огромный, спрессованный брикет мусора. Упал на землю, распался, окутался паром. Следом подъехала вторая машина, третья. Мусорные кубы выпадали из железного парного лона, словно машины в муках рожали. Но младенцы тут же разрушались на рыхлые комья тряпья и объедков. Оранжевый тяжелый бульдозер ровнял груды, давил катками, прессуя чавкающий зловонный пласт.

Свалка кормила птиц, собак, лесных лисиц, землероек, а летом — муравьев, червяков. Она кормила также странных человекоподобных существ, без пола, без возраста, покрытых шерстью, с намотанным на тело тряпьем. Существа бродили, словно призраки, в тумане свалки, среди колеблемых птичьих стай. Это были бомжи, с участием которых Верейко собирался провести «Трэш-парад». Они являлись на свалку с матерчатыми сумками, куда тщательно складывали обретенные на свалке предметы, сортируя их по загадочному признаку. Этим людям было запрещено появляться на «полигоне». Они могли быть разносчиками инфекции, или случайно попасть под каток уплотнителя, или украсть консервные банки с испорченным содержимым, чтобы сбыть их по дешевке в торговлю. Но охранники «полигона» смотрели на бродяг сквозь пальцы, боясь их обозлить и обидеть. Ибо рассерженное, оскорбленное существо могло мстительно затаиться в кустах и поджечь свалку. И тогда пластмассовый мусор загорится зловонным пламенем, и пожарные машины с воем примчатся и станут тушить ядовитое возгорание.