Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Он был возбужден. В его кровь из незримых форсунок брызгали горячие струйки. Его разум, обращенный на предстоящее действо, на совершение профессиональных приемов, держал в себе волнующее, высокое знание о своей предначертанности. Задание, которое выполнял, боевая операция, к которой приступил, открывали собой грозный период истории, связанный с долгожданной народной войной. Слабый взрыв, что скоро прозвучит на подстанции, будет подобен удару колокола, под звоны которого выступало из Нижнего ополчение Минина и Пожарского.

Колокольцев приблизился к трансформатору, напоминавшему могучего быка. Рога торчали врозь. К ним спадали темные дуги, соединявшие стрельчатую резную сталь мачты с коробом трансформатора. Мачты подбегали к Москве из непроглядного зимнего мрака, подносили к столице невидимые чаши энергии. Опрокидывали эту энергию в трансформатор, и тот переливал ее в город. Светящиеся тучи, туманное зарево, тусклые брызги огней были рассеянной энергией, которую высасывал из подстанции город.

Трансформатор был окружен сетчатой оградой с предупреждающей жестяной биркой, на которой в сумраке различался череп и изломанная молния. Колокольцев достал из кармана кусачки и перегрыз скрепы, удерживающие стальную сетку. Проник в отверстие. Стянул с плеч рюкзак и бережно вынул взрывчатку. Пластидовый заряд напоминал тарелку. Был плотный и мягкий, словно пластилиновый блин. Колокольцев влез по лесенке, чувствуя, как в утробе трансформатора не умолкает сдержанный гул, как близко, над фарфоровыми чашками, трепещет фиолетовый воздух. Осторожными нажатиями прилепил пластид, ощупал вживленный пузырек взрывателя. Испытывая возвышенное волнение, Колокольцев сцепил кусачками взрыватель. Перекусил свинцовую оболочку, в которой треснула стеклянная ампула. Незримая струйка кислоты брызнула, запуская химическую реакцию взрыва, давая взрывнику пять минут на быстрый отход.

Бегом, стараясь попадать в свои собственные, протоптанные следы, Колокольцев кинулся прочь. У ограды забрался на лестницу, дрожащую от его сильных бросков. За спиной, где толпились трансформаторы, туго стукнуло. Распростертое зарево города померкло. Погасли светильники подстанции. Лишь что-то ярко искрило, словно горел громадный бенгальский огонь. Исчезли оранжевые фонари Кольцевой дороги, лишь мерцало ожерелье автомобильных фар.

— Полковник, ты — бог! — принял его в объятья атаман Вуков.

Они подбежали к дороге, по которой подкатывала машина. Плюхнулись на сиденье. Покатили, всматриваясь в стекла, ожидая погони, готовые огрызаться автоматными очередями и пистолетными выстрелами. Погони не было. Выехали на Кольцевую и погнали мимо черной, безжизненной, словно унесенной в преисподнюю Москвы.

Проспект вливался в Москву, черпая автомобильные массы из Кольцевой дороги, из соседних проулков и улиц. Переполнялся, рокотал в черном морозном воздухе, среди рыжих, в туманной гари фонарей. По сторонам просыпались кварталы. Сонно и мутно, гроздьями и поодиночке загорались на фасадах окна. В предрассветный час автомобильная масса состояла из подержанных «жигулей», на которых расторопные азербайджанцы торопились на продуктовые и строительные рынки. Из переполненных и разболтанных микроавтобусов, доставлявших гастарбайтеров на московские стройки. Из тяжелых грузовиков, подвозивших товары в магазины и супермаркеты. Из битком набитых троллейбусов и автобусов, в которых рабочий люд спешил на предприятия, в автохозяйства, в коммунальные службы, запуская гигантскую, приостановленную на ночь махину Москвы. В этих транспортных потоках еще были редки иномарки, на которых клерки стремились в свои банки и корпорации. Не было видно агрессивных и злых кортежей, состоявших из роскошных «мерседесов» и джипов с мигалками, пробивавшихся сквозь пробки в министерства и резиденции. В Москве пробудились самые низшие, плебейские сословия — чернорабочие и прислуга, челядь гостиниц и офисов, мелкие лавочники и спекулянты. Торопились ухватить первые необильные крохи от тучного московского пирога. Служащие учреждений и банков, представите ли среднего бизнеса и городская интеллигенция еще только просыпались в своих квартирах. Принимали водные процедуры, брились перед зеркалами в ванных комнатах, не торопясь шли в столовые на запах душистого кофе, включали телевизоры с утренними, состоящими из мелких неурядиц новостями. Продолжали спать в своих богатых постелях завсегдатаи ночных клубов и казино, участники элитных вечеринок и богемных тусовок, проститутки, пресыщенные ночной клиентурой, бандиты, вдоволь нагулявшиеся в дорогих ресторанах. В этот утренний час Москву наводняли ожесточенные, упрямо продвигавшиеся обитатели, раздраженно взиравшие на красный огонь светофора, препятствующий их продвижению.

У перекрестка, остановленное тремя красными светофорами, замерло месиво автомобилей. Запрудило проспект в шесть рядов, не соблюдая раз-метку, раздраженно пропуская ленивое, идущее наперерез скопище, липкое дымное варево. Горели высокие фонари, окруженные морозным сиянием. Разноцветный, похожий на огромный китайский фонарь, светился у перекрестка торговый центр. Мерцали огоньки зала игровых автоматов с кокетливой, подмигивающей елочкой.

Внезапно все три красные светофоры погасли. Одновременно вырубились высокие, по всей длине проспекта фонари. Потух «китайский фонарь» торгового центра, будто его подняли и унесли. Исчезли гирлянды игорного дома. Померкла размытая желтизна окрестных, с горящими окнами, домов. Наступил путающий мрак. Сочно и дико пылали фары. Клубились выхлопные дымы, окрашенные красными хвостовыми огнями. Скользили лакированные машины, словно рыбины на нерестилище, терлись слизистыми боками.

Первые минуты перекресток по инерции еще подчинялся заданному режиму. Проспект послушно стоял, пропуская перпендикулярный поток. Затем в гуще стоящих машин послышались раздраженные гудки, нетерпеливые сигналы. Их становилось все больше. Залипшие машины ревели, истошно взывали, толкая передний ряд. Этот передовой ряд, подчиняясь давлению, двинулся, наехал на перекрестный поток. Стал внедряться в прогалы, вилял, протискивался между бамперами и хвостовыми огнями. Продвижение длилось не долго. Оба потока сцепились. Как два гребня, вонзились один в другой. Застыли, оглашая перекресток непрерывным воем, гневно пылая фарами. Пробка увеличивалась, нарастала с обеих сторон.

В черном мраке выли сотни гудков. Залипшая в пробке, надрывалась сирена «скорой помощи», в которой погибал инфарктник. Еще дальше, стиснутая и намертво зажатая, истерически мерцала мигалкой милицейская, спешащая на вызов машина. Все множество автомобилей, переполненных нервной энергией водителей и пассажиров, напоминало две свирепых, столкнувшихся стаи. Были готовы кинуться друг на друга, терзать хромированными клыками, грызться оскаленными радиаторами, жечь ненавидящими фарами, оглашая окрестность звериным воем.