Геннадий Руденко - Чабанка

На генеральный прогон мы пустили только библиотекаршу и замполита. В полную силу не играли, берегли себя, обозначали только кто, что и за кем читает или поёт. В подробностях замполит не рылся, считая, что подготовка шла под неусыпным оком библиотекарши. Программа была одобрена. Вскоре пришел и он — долгожданный вечер и, как оказалось, долгожданный не только для нас, но и для всей части. То ли имя Есенина действительно было столь любимо, то ли проболтался завклубом, который урывками видел наши репетиции, помогая нам со светом, а скорее всего, сказалась особая популярность поэта среди людей, побывавших, как говорится, в местах не столь отдаленных, но наш клуб был забит до отказа. Пришли даже те, кого в клуб не загнать было никаким фильмом. Мест не хватало, все офицеры стояли за задними рядами, первый ряд справа был занят чеченцами первой роты в полном составе во главе с Асланом.

Помещение клуба, акустически гулкого здания ангарного типа, в то время находилось в состоянии окончательной доводки, на сцене стояли строительные леса, командование только что купило осветительные приборы, но их не успели ещё в должных местах укрепить. Мы не стали наводить временный порядок и в итоге сцена представляла из себя следующее: авангардная конструкция строительных лесов в правой половине сцены, три журавля-микрофона, два стула, пара софитов, укрепленных на строительных лесах, из которых работал только один, создавая контр-свет, когда я читал стихи, и, установленная, но не подключенная, рампа. Всё. Полный минимализм — ни дать, ни взять, Таганка в лучшие годы! Давид Боровский [101] Давид Боровский — известный театральный художник, автор многих сценических решений для Театра на Таганке. бы просто обзавидовался.

Ещё из освещения, правда, были три «пистолета» на выносе, ими управлял по заданной программе завклубом, переключая свет с помощью реостатов с одного на другого исполнителя. Ленька со своим партнером-стулом располагался в центре композиции, Юра с гитарой стоял в левой половине, немного на заднике сцены, а я сидел справа на стуле под лесами, перед самой рампой. Её мы установили только лишь затем, чтобы скрыть мою неуставную босую перебинтованную ногу.

Гаснет свет, поехали!

Я видел много представлений, во многих сам участвовал, но никогда я не видел такого успеха у публики! С первой и до последней минуты. Я никогда не слышал такой оглушающей тишины в паузах, тишины, которую создавали порядка двухсот пятидесяти открытых немых, не дышащих ртов. Зал замер с первых гитарных аккордов вступления. Потом публику повел Лёня, вначале сухим языком диктора, правда, с выраженным картавым одесским акцентом, потом, перевоплощаясь в Сергея Есенина, Леньчик преображался сам, становился выше, статней, белокурее, его голос звенел уже среднерусской агрессивной сталью. Жаль, что Райнов похоронил свой актерский талант в американской Силиконовой долине, служа там теперь программистом, а в тот вечер он был в ударе. Когда пел Юра Тё плакали зрители, когда я читал стихи, слёзы катились из моих глаз. Ах, как я читал! Я чувствовал, как каждое слово поэта проникает в каждую душу наших коротко стриженных зрителей. В финале я прошептал «Молитву», слезы давили меня. Погас свет, тишина, только через секунд сорок, минуту зал взорвался диким шумом — публика поняла, что спектакль закончился. Завклуба включил полный свет. Публика побежала к сцене. Успех, в отличии от цветов, был!

Нас благодарили, нам пожимали руки, а потом я увидел, как офицеры поздравляют там в конце зала библиотекаршу. И она эти поздравления принимала! Она была уверена, что это её работа! Если бы не это, всё могло бы закончиться по-другому, а так…

Замполит вышел на сцену, поздравил нас «от имени и по поручению» и объявил, что командование части награждает нас отпуском по пять суток на брата, не считая дороги. Ура! Особенно для Тёхи «ура!», так как дорога считается из расчета перемещения в пространстве поездом, а сам, как хочешь: хочешь — поездом, а хочешь — самолетом, всё равно за свой счёт. Леньке-то домой автобусом от силы час, а вот для Юрки лететь самолетом в далекий Талды-Курган означало серьезную прибавку к отпуску по времени.

А я решил не спешить, ехать домой хромым мне не хотелось. Я продолжал слоняться по части. Как-то сидел я по своему обыкновению в библиотеке, когда зашёл туда Кривченко:

— Ага, всё те же на манеже! — ловко ввернул «свеженькую» остроту батальонный комиссар, — Здравствуйте уважаемая Надежда Степановна.

— Доброго и вам дня!

— Здравия желаю, товарищ майор, — я вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Не выпендривайся, виделись уже, бросай свое чтение, сюда подваливай.

Сгрудились мы, как и несколько недель назад, вокруг библиотечной стойки.

— Руденко, ты почему в отпуск не едешь? Райнов уже отгулял, скоро Тё вернется, а ты?

— Не хочу хромым ехать, родственников пугать.

— А чего? Сошло бы за боевое ранение. У дембеля бы у какого-нибудь орден боевой позаимствовал, небось уже заготовили, поганцы?

— Никак нет, товарищ майор, мы эту позорную для Советской армии традицию в роте успешно искоренили, даже альбомы никто не делает.

— Так я тебе и поверил! Ладно, повторяю вопрос: когда отпуск планируешь?

— Хотел на ноябрьские, а что?

— Есть твоей команде партийное задание.

— Ну-ну… — протянул я насторожено.

— Ты знаешь, какая слава о вас в офицерском городке после Есенинского вечера? Ого! Слухи быстро распространились и теперь жены пилят… Ой, простите Надежда Степановна…

— Ничего, товарищ майор, вы всё правильно говорите, очень просят наших ребят выступить в городке. Только об этом и разговоров.

— Да. Так вот, Руденко, вас просят повторить вечер посвященный творчеству Сергея Есенина в офицерском городке поселка Гвардейский. В вашем распоряжении всё профессиональное оборудование нашего Дворца культуры! Тысяча человек зрителей и не наших оболтусов, а людей понимающих, офицеров, гордись!

— Уже горжусь. Трудно будет второй раз, вы же видели, как мы выложились.

— Видели. Молодцы! Но это приказ.

— Есть, товарищ майор, — нехотя протянул я.

Всё. Майор уже готов был уйти и всё бы обошлось, но здесь библиотекарша возьми да спроси:

— Ген, а вот ты скажи мне, где такие стихи Есенинские нашёл? У меня вот трехтомник, я его перерыла и ничего не нашла. Ну ни одного из того, что ты читал.

Если бы я тогда не видел, как она принимает поздравления, придумал бы что-нибудь, а так я не сдержался:

— А я и не читал Есенина, я не знаю его стихов.

— …!!! — три широко распахнутых окна на лице библиотекарши — рот и два глаза.

— Что!!! — сбился с шага, уходящий Кривченко.

А «Остапа несло»: