Геннадий Руденко - Чабанка

— Товарищ прапорщик, а ты такое кофэ пьёшь? А у тебя есть деньги на такое кофэ? И где они, паразиты, только такое кофэ достают? Сволочи! Совсем УПТК охуело.

Капитан банку открыл, но красного молотого перца от кофе по виду не отличил. Мы все с нетерпением ждали, когда же он наш «кофэ» на язык попробует. Не попробовал, гаденыш.

УПТК считали «белой костью», нас не любили. При случае нам всегда в части пытались дать самую неприятную работу. Суббота, ПХД, разводом командует тот же Царик:

— Руденко, вы же грузчики, бля?

— Военная специальность у нас — стропальщики-такелажники, товарищ капитан.

— Не один хрен? Берёшь своих бандитов, всех, всех вместе с этими вашими охуевшими экспедиторами и на птицеферму.

— Куда?!! — такого у нас еще не было.

— Кур грузить! Старшим с вами поедет прапорщик Байков.

Чего только за полтора года службы не приходилось грузить, а вот кур впервые. Легко? Я бы не сказал. На птицеферме, расположенной неподалеку, шёл ремонт курятников. Очередную военную задачу перед нами поставили на первый взгляд очень простую: перенести кур из двух курятников в два других, уже отремонтированных. Слава Богу, нам не поручили этих кур ещё и ловить, если бы поручили, то поголовье птицы в этом совхозе резко бы уменьшилось, а с ним и шансы на успех продовольственной программы страны. Птицеводы женского пола умело выхватывали кур за лапку из клеток и подавали нам по две, три курицы в одну руку. И вес вроде небольшой — и не такие тяжести носили, а всё равно устали, как собаки. Уж очень груз специфический, неудобный. Во-первых, нет возможности остановиться и передохнуть, если уж взял груз в руки, то, чтобы ни случилось, надо донести до цели. А нести — ой как сложно, ведь курицы пытаются вырваться, изворачиваются, бьют крыльями, а поэтому нести их приходится в вытянутых в сторону руках. Поносите метров так на двести трепещущий, бьющийся груз в вытянутых руках. Плечи каменели, мы быстро выдыхались, перекуры учащались.

Так, после одного такого перекура, остались мы с прапорщиком Байковым на скамейке под курятником одни. Широкое и плоское лицо «куска» что в профиль, что в анфас напоминало КАМАЗ. Язык его, как и образ мыслей, обычно был незамысловатым, кратким. А здесь он вывернул мои мозги набекрень:

— Ты же понимаешь, почему так тяжело? Ты же несешь не статичный груз, то есть только массу в гравитационном поле земли, ты же ещё должен сопротивляться динамике груза, со множеством разнонаправленных векторов, соответствующих моментам сил, действующих на твою руку, причем неожиданно…

— А? Чего!!? — «бычок» завис на моей губе, я вылупился на командира первого взвода. Услышать такую тираду от такого дуболома, каким я считал прапорщика Байкова! Было от чего ошалеть.

— А ты чё думал? Мол, прапорщик Байков — кусок куском? — Байков на меня не смотрел, курил, смотрел вдаль, немного театрально прищурив глаза, — Думал, что я эллипс?

— Как это? — он удивлял меня всё больше.

— Знаешь военное определение эллипса?

— Нет.

— Эллипс это та же окружность, но только вписанная в квадрат с разными сторонами.

— Смешно.

— А то! А я, между прочим, в МФТИ [104] МФТИ — Московский физико-технический институт, школа технической элиты СССР. поступал.

— Куда?!! — с недоверием. Я всё никак не мог прийти в себя.

— В МФТИ. Полтора балла не хватило, нах, вот я и пошёл в армию, думал, дурак, что после службы сразу поступлю, как льготник. А в армии уже, черт дернул, женился, ну и остался в школе прапорщиков. Потом с женой нелады, запил я, теперь ни жены, ни любимой физики, ни будущего, нах. Удивлён? — только теперь он посмотрел мне в глаза.

— Очень. Даже предположить не мог. А как же вы всё это… ну скрываете, ну так умело, — я мялся, подбирал слова, чтобы не сказать, что, мол, как же ты так выглядишь — дуб дубом.

— Сначала притворялся, чтобы не выделяться — Советская армия этого не любит. Потом привык, а теперь я сам не знаю, где я настоящий. Ты, Руденко, вроде парень нормальный, но я тебя хочу предупредить. Тебя очень сильно не любят многие офицеры и прапорщики. И Корнюшу ты не верь.

— Да я и не верю, товарищ прапорщик, я уже знаю цену его дружбе.

— Многие хотят, чтобы ты споткнулся, чтобы раздавить тебя. Уж слишком круто и независимо ты живёшь со своим УПТК, — и без паузы добавил, — а Седой твой композитор [105] Композитор — от «писать оперу», то есть стукач, наседка (жарг.) .

— Что?!! Не может быть!

— Может. Проверенно — стучит он. Факт.

— Не может быть!

— Может. Ты слепой. Веришь ему. А многие подозревали, догадывались, он ведь других уже сдавал, люди отметили, запомнили, на ус намотали. Боюсь, выводы сделают, беда будет.

— Не верю. Ну не может такого быть.

— Ещё раз говорю — может.

— Как же так, он же судим, кажется, сидел.

— Не уверен. Кстати, на тебя раньше думали, что это ты наседка и не без подачи твоего Седого. Будь…

На улицу вышли уставшие Тёха с Войновским.

— э-э, ёпсь… и как грится — весь хуй до копейки, нах! — глаза Байкова оловянели.

Всё. Прапор вернулся в свою раковину. Нам ещё служить вместе более полугода, а больше ни разу он не покажется из своей крепости. Жалко человека.

Седой…? До сих пор не верю, что это было возможно. Кому же тогда верить?

В роте появились новые салабоны. Снова, как и полгода назад, было их немного. Это уже нам, нашему призыву на смену должны были взять в роту много молодой силы, через полгода нынешним салабонам выйдет значительное послабление, они, как и мы в свое время, сразу смогут стариковать. Те, конечно, кто выживет. А пока: «Вешайтесь, салабоны!!». Зашугать салабонов по первому времени — дело святое. Работа-то в любом случае должна быть сделана. А если не шугать, уже через месяц они на голову сядут. Главное — меру знать.

Подогнали нам в роту компанию карелов, все блондинистые, голубоглазые, худые. Крымчане сразу навесили им погонялу — чухонцы. Пришло несколько человек из Молдавии, среди них малюсенький горбоносый еврейчик Фима. Он был до такой степени карикатурен, он разговаривал с таким сумасшедшим акцентом, с каким мог играть роль еврея только бездарный актер захолустного театра. На Фиму нельзя было орать. Никому, абсолютно никому в роте не могла прийти в голову мысль его ударить. Понимая, что этот уникум необходимо сберечь для чистоты популяции, его назначили сменным дежурным по штабу, где до этого круглосуточно околачивался только Вайс. Я был невольным свидетелем одного короткого диалога между начальником штаба и Фимой. Я стоял в коридоре штаба, когда Фима без стука плечом распахнул дверь к майору Давиду, тот поднял голову от бумаг:

— Чего тебе?

— Я так думаю, вам бы штойки поменять уже надо.