Геннадий Руденко - Чабанка

К чему относилось его «поздно»? Что мне делать с Седым? Да и не верил я в ссученность Седого. Мог, мог Байков свой расклад сдавать, у каждого «куска» колода краплёная. И Валерку видно мой вопрос цепанул — похоже, очень похоже, что именно Байков им подсказал к Седому присмотреться. Может он использует Седого как дымовую завесу, а своего стукача таким макаром кроет?

Суки. Кому верить?

Приятный мягкий апрель, апрель 1986 года. Приближался дембель. В УПТК начались изменения с самого верха. Была у нас начальником участка в УНР приятная женщина Тамара Гавриловна, приболела и на её место поставили мужика — Сергея Павловича. Он был приблудным, то есть ни к стройке, ни к армии до этого отношения не имел, а руководил автобазой где-то в районе Пересыпи. У Палыча возникли там серьезные проблемы криминального порядка и его чья-то мускулистая волосатая рука выдернула с опасного места и забросила к нам — отсидеться или лучше сказать отлежаться. Хороший был мужик. Уже через неделю после его прихода к нам, мы сидели у него дома пили настоящую водку под яичницу с килькой. Что не знаете такого блюда? Знаменитое одесское блюдо — «отбивные из килечки» называется. Хорошо было с Сергей Палычем. Если наши женщины всегда были больше на стороне командования, то Палычу часть и вся служба были побоку, ему главное план, а это мы делали, а он нас прикрывал, где только мы просили.

Было понятно, что вот-вот и начнут разводить саму бригаду УПТК по углам, чтобы новых бойцов набрать и успеть обучить их до нашего ухода. Первыми, неожиданно для нас, убрали Тёху и еще более неожиданно для Гажийского — его самого, пока только с места сторожа, в бригаде оставили. Тёха пошел в хлеборезы. Как попал он на эту крутую придурочную работу, я не знаю, но в хлеборезке бывал у него часто. Особенно запомнился мне пятак.

Работа хлебореза была простой, но достаточно трудоёмкой. Первое — нарезать хлеб. Напилите на кусочки тридцать-пятьдесят буханок три раза в день! Второе — наделить масло. Масло приходило в часть большим куском. У хлебореза была специальная мерка — полый цилиндрик с острой кромкой и подвижным дном на штоке, как у шприца. Мерка вдавливалась в масло, полость заполнялась, затем аккуратный цилиндр масла, диаметром с пятикопеечную монету выдавливался наружу. На любых позициях в армии есть свои хитрости, которые помогали выжить и с модной позиции не слететь. У хлебореза был пятак. Пятикопеечная монета просверливалась в центре и нанизывалась на шток под подвижным дном. Таким образом объем набираемого, а следовательно и выдавливаемого масла уменьшался на объем пятака. С этого хлеборез и жил.

С Гажийским всё было сложнее. В УПТК его удалось оставить, но в части то он был впервые. Представляете? Дембель на носу, а он роту, казарму родную только повстречал, как, впрочем, и она его. Думал, пронесет, так и отсидится на Кулиндорово или вообще дома до самого дембеля. Ан нет! Как его шугали! Даже молодые пытались его причморить. Ведь срок службы любым служивым человеком по глазам вмиг просчитывается. А Вовка смотрел на мир в части глазами затравленными, испуганными, глазами даже не салабона, а духа бестелесного. Мы-то его защищали, … когда успевали.

Опять незаметно для нас исчез комбат. Вот был у нас командир и вот его не стало. Говорили, что с понижением в должности убыл он в другие подразделения Армии Советской «фанеру» проверять. Несчастливой наша часть была для офицеров.

К концу апреля я взялся за финальный аккорд — полный ремонт Ленкомнаты с обновлением всех стендов, так как за время моей службы даже Политбюро, практически, полностью обновилось. План был согласован, я перестал спать по ночам. Но теперь больших проблем по этому поводу у меня уже не было. Я спокойно себе отсыпался на Кулиндорово. Даже если в вагончике оставаться было стрёмно по той или иной причине, я шёл в поле, в полынь, стелил рабочий бушлат и кемарил там в пряной горечи травы.

Приближались майские праздники, моя жена пообещала приехать ко мне в гости. Дочке было уже почти полтора года, мои родители могли отпустить Ларису в Одессу на пару дней. Помятуя её первый приезд, хотелось поселить её на этот раз по-царски. В последнее воскресенье перед Первомаем поехали мы в Одессу с Лёнькой Райновым, гостиницу подыскать.

Шли по центру, погода была на удивление летней, тёплой и безветренной. Ленька первым обратил внимание на обилие поливальных машин на улицах города.

— Видишь, как за Одессу взялись, — с гордостью.

— Леня, я уже два года по Одессе брожу и, если мне память не изменяет, ни разу поливальную машину не видел. Я до сих пор не понимаю, как можно мусор по звонку выносить [112] Раним утром центр Одессы объезжали мусоровозки, подъехав к очередному двору мусорщик звонил в колокольчик и люди выносили ведра с мусором. . Запустили город.

— Чего ты пристал к этим мусоркам? Дворики у нас маленькие, нормальную чистую мусорку не построить, а ставить просто баки на улице в южном городе — глупо, ведь завоняется же вся Одесса.

— Не говори, можно было что-то придумать, а не звенеть колокольчиками по утрам, как прокажённые.

— Всё у нас будет. Видишь, как моют. Машина, прямо, за машиной!

— Так к празднику, наверное, только и моют. Здесь демонстрация пройдёт.

— Нет. Демонстрация у нас на Куликовом поле. А здесь моют, потому что хотят город сделать чистым. Это постановление такое новое.

Гнал, гнал Лёнька, пуржил по своему обыкновению. В тот день мы ещё не знали, что причина такой заботы о чистоте совершенно иная — страшная и на самом деле мытьём непобедимая.

Сняли мы для Лорки двухкомнатный люкс в гостинице Пассаж. Королевский, как мне тогда казалось, номер: буфет с посудой, мягкий уголок и цветной телевизор в одной комнате, двуспальная кровать в другой, три ступеньки вели в ванную комнату. Это было дьявольски хитрое изобретение против тараканов — созидатель, наверное, посчитал, что этим насекомым не преодолеть три крутые ступени, но тараканы были кругом, если в комнате они гостевали, то в ванной они просто жили.

Корнюш отпустил меня на двое суток. Днём мы с Ларисой немного гуляли, а к вечеру шли в номер, встречать гостей. Вино, сигареты и разговоры, разговоры. Тогда-то Лариса и произнесла это слово — Чернобыль.

— Вы знаете, у нас под Киевом, что-то случилось на атомной станции?

— Что там могло случиться?

— Вроде взрыв какой-то страшный.

— Ну, рвануть любой завод может.

— Не думаю, что это может быть опасно, ведь активная зона под землей. Она надёжно защищена толщей бетона. Конечно, и во втором контуре вода загрязнена и может фонить, но тепловой взрыв второго контура не представляется мне катастрофичным, — говорила моя непреклонная вера незаконченного физика-ядерщика в могущество советской науки.