Геннадий Руденко - Чабанка

— А можно было случайно опуститься?

— Как это случайно? В непонятное попасть, бочину запороть что ли? Это запросто. На малолетке куча своих заморочек, не зря опущенных у нас еще законтаченными называли. Знал, не знал ты, а был у тебя контакт физический с петухом, к примеру, всё — ты уже законтаченный. Не в том смысле, что употребил пидора по назначению, это-то как раз дело святое, но если взял у пидора закурить или просто даже прикурил — есть контакт! Или, например, красный цвет у нас считался западло. То есть курить «Приму» или «Столичные» это западло. Парень один дачку [75] дачка — передача (жарг.) из дому получил, а там «Прима», он сигареты из пачки повытряхивал, а сами пачки выбросил. Закурковал в кулёчке сигареты и думал, что это всё, теперь можно. А люди курить попросили, увидели, что он им «Приму» даёт и говорят: «ты нас что, опустить хотел?», ну, его самого и опустили здесь же… Много всякого.

Боцман показывал нам свое расписанное тело, рассказывал, какая наколка, что означает:

— Вот этот кол, парни, перстень с диагональю, это «дорога через малолетку». Значит первый срок отбывал в ВТК. Вот этот кот на плече может означать «колючего», а может двести шестую, «хулиганку» [76] хулиганка — 206 статья УК УССР, предусматривающая наказание за хулиганство (жарг.) .

— Ух ты! А на спине это чё у тебя?

— А это редкая регалка, это нашей семьи кол. Моя гордость, его дарить нельзя, есть только у односемейников.

На спине Боцмана, под левой лопаткой, напротив сердца была очень умело, ровненько выколота мишень, как в тире, один к одному, правее и немного выше центра которой располагалась надпись строгим типографским шрифтом: «Не промахнись, чекист». Простенько и со вкусом.

Боцман учил нас плеваться бритвенным лезвием. Сам он мастерски жонглировал им во рту, в нужную минуту выплевывая в нужном направлении. Я этого мастерства не постигал — было противно. Но научился лезвие метать с конца пальца, получалось лучше, чем у других — «Нева» улетала непостижимо быстро и ровно, попасть в голову с расстояния трех-пяти метров я мог запросто. Боцман купался в нашем внимании.

Такие ребята долго у нас не задерживались. Слишком много соблазнов предоставляла им свобода УПТК. Как сказал тот же Боцман, поездив к нам неделю: «Да вы здесь, просто как бесконвойники. Благодать!». Но один урка задержался. Седой.

Седой был седым. Полностью. Это серебро поверх молодого лица, вечно с ухмылкой тонкие губы с маленьким шрамом и прозрачные голубые в сталь глаза создавали довольно отталкивающее впечатление. У маньяка-садиста должно было быть такое же выражение лица. Несмотря на свою плавность, даже жеманность некоторых движений, Седой работать умел, мог избирать разумную грань риска, потому, наверное, я его и оставил в бригаде.

А рисковать приходилось нередко. Игоря Савуна плита скинула с ж\д «этажерки». Наружные плиты приходили не лежа друг на друге на открытой платформе, а стоя на специальном вагоне. В лом [77] в лом — лень (жарг.) Игорьку было спуститься после того, как он застропил плиту. Внешние плиты толстые и тяжелые, обычный автомобильный кран не мог снять такую плиту с такой высоты, приходилось использовать кран на железнодорожной платформе, а он не отличался плавностью хода. Крановой плиту рванул на себя, пытаясь, чтобы не опрокинуться, вынос стрелы сразу сделать повыше, а Игорь сидел сверху этажерки на узком поручне. Плита в раскачку ударила по этажерке так, что Савун слетел, как пушинка. Повезло — угодил с шести метров в глубокий сугроб и не было там ни обломков бетона и не торчала арматура, а добра этого в кюветах между рельсами было предостаточно.

После этого случая Савун сделал все возможное, чтобы стать экспедитором — чистая, непыльная работа, все время в парадочке, на свободе. Вместо увольнительной, которую могли дать не более, чем на сутки — бессрочный маршрутный лист, гуляй, не хочу! Я, например, не хочу, вернее, не хотел. Основная задача экспедитора-доставалы — уговорить, упросить, чтобы ему на заводе, на складе дали то, что надо сейчас нашему УНР. Это не по мне. Успех в этой работе начисто зависел от характера. Какой с Савуна проситель? Вот Узик — это да!

Отвечал сержант Узиел Аронов за поставку кирпича на стройки, в основном с Белярского кирпичного завода, что недалеко от порта Южный, под Одессой. Редко, но иногда вся бригада приезжала в помощь на этот завод — горячий кирпич вручную на машины позабрасывать. Так вот я всегда удивлялся, как радостно встречают Узика крановщицы, весовщицы. Узик не был ни дамским угодником, ни красавцем писанным, я бы даже сказал — с точностью до наоборот.

— Узик, расскажи секрет, — попросил я его как-то.

— А секрета никакого нет. Я на всю свою сержантскую зарплату покупаю девочкам шоколадки, прикармливаю.

— А на фига оно тебе надо? Кирпич же не тебе, ты же с него ничего не имеешь.

— От той девочки, что кирпич отпускает, зависит, какую упаковку получишь. Одна упаковка хорошо прожарилась, а в другой пять нижних рядов сырые. Такой кирпич рассыплется в машине в пыль, а мне по счету сдавать.

— Ладно. А крановщица, уродина эта толстая тебе зачем?

— От крановщицы зависит, как она стопочку кирпича мне в машину поставит, аккуратно или нет. Если не аккуратно, обвязка лопнет и стопка развалится. Кто кирпич собирать будет? Я. Или я должен кого в помощь звать, бутылку ставить. Вы сейчас здесь, потому что имеем брак — стопки без обвязки, вот и грузим руками.

— Хорошо. А весовщица?

— А от неё вообще всё зависит: сколько ты простоишь перед заводом или на выезде из завода, она же и правильные цифирки тебе в бумагах справит, если вдруг надо.

Но не всех мог купить шоколадками Узик. Погрузили мы как-то уже кирпич на машины, Узик заскочил в весовую, а бригада пошла на выход. Напротив весовой стоит парень рукой нам машет. Ну мало ли что. Идем в его сторону, всё равно нам по дороге, а он в дверь какого-то помещения заходит. Ну мы за ним. Оказались в механической мастерской — горы железа, станки, непотреб, грязь. Парень банку трехлитровую бромбуса достаёт, разливает в кружки и в мутные, непрозрачные граненые стаканы:

— Как служба, земели?

— Нормально.

— Вы какого года службы?

— Первого.

— Деды сильно жмут? Беспредел есть?

— Вроде в норме, не так чтобы сильно.

— А сержант ваш, кто он, откуда?

— Из Душанбе.

При этих словах в плохо освещенное, захламленное крупными железными конструкциями помещение зашёл Узик:

— Э, салябони, охуель? — к своему несчастью пошутил Аронов, — домой поехали.

— Ты сука, чурка ёбаная сейчас у меня на четыре кости здесь станешь, ты у этих салабонов лэкать будешь! Я тебя в котлетный фарш порублю, мразь черножопая!