Геннадий Руденко - Чабанка

Своё обычное «нах» он добавить не успел, Войновский, как стоял по стойке смирно, так по стойке смирно, ни на градус не сгибаясь ни в поясе ни в коленях, опрокинулся вперёд и со всего своего роста хрякнулся головой об стол, а затем тело его сложилось и оказалось на полу. Даже майор обомлел, не говоря уже обо мне. Выжить после такого падения казалось нереальным, но Войновский зашевелился. Я помог ему подняться, с тревогой ощупывая глазами лицо моего друга. Майор вскочил из-за стола:

— Что это было?

— Виноват, товарищ майор, заснул, — перепуганный сип Серёги.

— Сколько вы не спали?

— Шесть суток, товарищ майор, — ответил я, Войновский сейчас бы не подсчитал и своих лет.

— Ну как же так, сынки… — глаза майора вмиг оказались на мокром месте, — Нельзя же так. Ну, старшина… вот же сучий потрох. Ладно, свободны, идите умываться.

Мы вышли в коридор. Я спросил Серёгу:

— Ты чего это? Спецом?

— Каким спецом? В натуре заснул.

— Стоя? Под крик Белого коня?

— Веришь, даже присниться успело что-то такое хреновое с ударом по голове на приконце.

— Верю. Я же говорил, что лучше вообще не спать. Пошли пожрём чего-нибудь.

Помню ли я тот отпуск? Нет. Проспал, наверное, все десять суток.

У кого дочь?

Мы-то с Серёгой в часть вернулись, а вот майор Белоконь — нет. Все офицеры и прапорщики нашей роты весной того года посменно, понедельно должны были находиться с личным составом на Широком Лане в Николаевской области. Только Корнюш не побывал там ни разу, он предпринимал все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы не оказаться на командировке. Был на Ширлане большой военный полигон и решили, наверное, где-то в застенках Генштаба построить какую-никакую инфраструктуру для удовлетворения бытовых нужд военнослужащих. Наша рота строила котельную на этом секретном объекте. Так вот, как обычно в субботу со сменой белья, поехал наш майор менять прапорщика Байкова. Байков в часть вернулся. Неделю на Ширлане, как все считали, командовать должен был Белеконь, но машина, которая через неделю отвезла нового сменщика, вернулась в часть пустой. Оказалось, что эту неделю Белоконя никто на Ширлане не видел.

Странно, но исчезновением целого майора действующей армии контрразведка не обеспокоилась. Только недельки через три командование части начало вялые поиски нашего Беса. Произведённое дознание показало, что водитель, который вез бельё с майором, по приказу командира, высадил того посреди села, не доезжая нескольких километров до полигона. Прочёсывание села силами нашей роты принесло результат — наш майор мирно жил у дородной тётки, латал забор, колол дрова, посылал всех на хуй и на службу возвращаться не собирался.

За что по-быстрому был выдворен из рядов Советской армии без пенсионного обеспечения. С глаз долой — из сердца вон!

Жалко. На самом деле, был Белоконь человеком незлобливым, а ко всем его чудачествам можно было приноровиться и даже управлять ими. Удобный он был командир.

На этот раз очень быстро нам прислали новенького старшего лейтенанта. Новый командир роты сразу показался нам противным, неприятным. К нему уже вскорости все относились с брезгливостью. Из первой же своей командировки на Ширлан он вернулся с несимметричным лицом и синяком под глазом. В роту пришёл Кривченко, долго орал на старлея в кацелярии роты за закрытыми дверями так, что нам в роте все было слышно:

— Скажи, кто?

— …

— Скажи мне, кто тебе морду расквасил?

— Я сам разберусь, товарищ майор.

— Я вижу, как ты разберёшься. Скажи фамилию и мы устроим показательный трибунал. Это же надо остановить, придурок!

— А как мне потом служить? Скажут, с солдатом не справился.

— Мальчишка, сосунок, о чём ты думаешь?

— О своём будущем, товарищ майор.

— Твоё будущее мне видится раком, мля, …если не скажешь, по крайней мере. Ты же в стройбате, а не в орденоносной Таманской дивизии!

— …

— Скажешь?

— Нет.

— Идиот!

Старший лейтенант Федорчук, маленького роста, в очках на узкой голове. Голова уже шеи. И не потому, что мышцы шеи были перекачаны, а потому что он всё время страшно напрягал горло, чтобы командовать, как ему казалось, мужественным басом. Втянет подбородок в кадык, набычится и несёт свою ахинею поддельным голосом бездарного оперного певца. На самом деле голос его был писклявым, чем он вызывал ещё большее к себе отвращение. Рад такому командиру был только Корнюш — с таким командиром роты владел нами безраздельно снова только он.

А в голову, кстати, старлею настучали ребята из крымской босоты. Скоро после этого случая их всех пришлось вернуть в часть, хотя причина тому была иная. Повадился Кириченко к какой-то молодухе на посёлке захаживать и нарвался однажды на мужа. Тот оказался не только не робкого десятка, но и крепким в той степени, чтобы выбросить любовничка с балкона. Этаж был только второй, потому особых телесных повреждений Кириченко не получил, но моральных хватило на то, чтобы поднять наших бойцов по тревоге «наших бьют». Шел стройбат центральной улицей посёлка, пуговицы в ряд, и подвергал физическому воздействию всё мужское население, какое только попадалось по дороге. Скрыть случай не удалось, но и суда над народными массами допустить возможным не представлялось. Поэтому всю крымскую босоту вернули в часть, а дело замяли.

На Ширлане же пострадала красота нашего Игорька Савуна. Перед дембелем и его туда сослали. Смолили огромный бак для воды рядом с котельной. Технология простая: бойцы в ведрах несут расплавленную смолу, не доходя до бака несколько метров, стараются расплескать смолу на стену бака как можно повыше. А затем другие воины тряпичными кляпами на длинных палках размазывают смолу по поверхности. Понятно, что техники безопасности — ноль. Игорь, разогнавшись, не устоял на ногах в то время, когда пытался плеснуть с ведра, получилось неловкое движение, нога соскользнула, локти согнулись и смола полетела в него самого. Когда Игоря везли в больницу, лицо полностью было под смолой. Я его после госпиталя не видел, так уж получилось. Знаю только, что врачам удалось спасти его глаза.

В то же время в часть привезли с Ширлана и одного опущенного. Он прожил в роте только один день и его отправили куда-то подальше. А вот насильника оставили нам на несколько недель. Им особо остро интересовался Корнюш.

— Ну, ёбарь тяжеловес, расскажи, как всё получилось?

Опущенным был маленький, щупленький, напрочь задроченный паренёчек из забитого села. «Тяжеловес» внешне ничем не отличался, только сроком службы. В силу своих физических невозможностей работать как все, служили они сторожами на стройке. Вот ночью в сторожке это непотребство и произошло. Я обратил внимание, что большинству пацанов насильник был противен не менее, а может и более, самого опущенного. Грязные птичьи лапки в цыпках.