Геннадий Руденко - Чабанка

— Вечерняя проверка четвёртой роты, товарищ майор. Проверку ведёт военный строитель сержант Аронов.

— Я ваш новый начальник штаба майор Давид!

— Давид громко пердит, — тот же голос из строя.

— Что-о-о!!! Кто сказал? Выйти из строя!!!

Молчит строй, своих не выдаёт.

— Я сказал, выйти из строя! Что не ясно? — голос припадал на мягкое «л», не так сильно, как у Сапога, но национальность выдавал сразу.

— Предупреждаю, пострадает вся рота. Ну?

Молчим.

— Как вы ведёте проверку, сержант? Почему допускаете неуставные формы обращений? Когда здесь последний раз занимались строевой подготовкой? Почему в строю солдаты в незастёгнутых воротничках? Почему ремни болтаются на яйцах? Вы в армии или где?

— Или кто, — всё тот же проклятый голос.

— Так. Допрыгались! Я, лично, буду из вашей роты делать Советскую армию. Вы у меня образцовыми быстро станете. Командуйте «отбой», сержант. Через минуту захожу в роту — там полная тишина.

— Отбой!!! — заголосил на молодую луну Узик.

А ночью нас разбудил истошный крик дневального:

— Подъём!

Салабоны вскочили, начали одеваться, деды только перевернулись на другой бочок. Звонок, крик:

— Подъём, рота! Тревога!!!

— Ты чё там охуел, дневальный? Какая в пизду тревога? Щас в ебальник схлопочешь. — недовольные голоса старослужащих.

— Подъём четвёртая рота! Боевая тревога!!! Выбегай строиться на улицу! Шире шаг! — уже другой голос.

Все вскочили — армия, всё же, есть армия. В проходе стоял майор Давид. Оделись, выскочили на улицу. Не за сорок пять секунд, но майор команды «отставить» не дал. Тревогу то он объявил боевую. Замечу, шла война в Афганистане и у нас постоянно распространялись слухи, что скоро все стройбаты пошлют на восстановление братской страны. В плохое верилось охотнее. Так, что и в тревогу мы могли поверить, тем более ночью, спросонья.

На аллее стоял УАЗик командира части, но самого комбата видно не было. Мы кое-как построились.

— Рота…!!! Равняйсь! Смирно! На пра-а-аво! На танкодром бего-о-ом марш!

Побежала нестройно четвёртая рота. Из части, через старо-николаевскую дорогу и вдоль танкодрома. Последний раз я так бегал, когда был духом. Мозги начали просыпаться. Строй растянулся, позади отставших ехал УАЗик с майором на борту, начштаба контролировал бег, покрикивая из окна. Рядом со мной бежал Валерка Самотуга:

— От сука, наебал нас майор. Нет никакой тревоги, — каждое слово Валерка выплёвывал неравномерно с выдохом.

— Да, похоже через километра два повернём назад. Больше мы не выдержим, — я дышал по спортивному — выдох растягивал на два шага, но обильное курение давало о себе знать.

— Падла, такой сон обломал. Я ему это запомню, сукой буду!

— Что ты ему можешь сделать, Валер? Соли насыпать? Забудь. Он наверняка из строевых частей, увидел нас и охуел. И я его где-то понимаю.

— Вот увидишь, он ещё вспомнит этот марш-бросок.

— Да ладно тебе, дыхалку экономь.

— А чё мы, как духи задроченные, на это фуфло повелись? Давай сканаем с этого ГТО, блядь!

— Куда?

— Вон в лесопосадку рванём. Дорога то одна, рота по ней и возвращаться будет.

— Давай, всё равно темно, не заметит.

Мы с Самотугой свалились в кювет, в лесопосадку и там замерли. У Валерки с собой были сигареты. Закурили. Ещё не жгло, когда мы увидели сильно поредевший строй, медленно трусящий назад в часть. Без труда пристроились и мы. Прибежали. Было пять утра.

На утреннем разводе комбат официально представил нам нового начальника штаба. Несмотря на свой живот, тот, надо отдать ему должное, все строевые упражнения, сопутствующие официальному представлению, исполнял, что кремлёвский караул. Строй [83] строй — здесь строевые войска , что и говорить! А вот следующим утром настал наш черёд веселиться. Развод вёл снова комбат.

— У нас опять ЧП, военные! Рядовой Самотуга!

— Я!

— Ко мне!

— Есть!.. Товарищ майор, военный строитель рядовой Самотуга, по вашему приказанию прибыл!

— Круго-о-ом! Так вот, товарищи, полюбуйтесь на этого водителя! Профессионал! Вчера рядовой Самотуга на своей хлебовозке снёс ворота КТП. Было? Ты был за рулём?

— Так точно, товарищ майор, я.

— Обкурился? Или с похмелюги?

— Никак нет, товарищ майор, заснул. Виноват.

— Что значит «заснул»? Тебе, что ночи мало? Блядовал где-нибудь?

— Не-а. Я в части был.

— А если в части, почему не спал? Ты, что в наряде был?

— Никак нет. Бегал, товарищ майор.

— С какого бодуна ты бегал? Что ты несёшь, солдат?

— По боевой тревоге, товарищ майор.

— Какой боевой тревоге? Тебя шиза пробила? Какая тревога в стройбате?!! Какой мудак может придумать тревогу водителям? — на слове «мудак» наша рота синхронно хмыкнула, как одним ртом.

— Виноват, товарищ майор, это я объявил тревогу…

— Вы, что совсем охренели, товарищ майор? — опешил комбат.

— … воинская дисциплина…

— Какая дисциплина?!! Это стройбат, майор, здесь не шутят, в войну не играют. А если монтажник заснёт и наебнётся с девятого этажа? Крановщик плиту упустит? Водители даже в наряды не ходят! Мы же пешеходов гражданских беречь должны.

— Виноват, товарищ майор, не учёл специфику.

— Впредь прошу учитывать. Объявляю вам замечание! — отдал честь.

Вернее, комбат только приложил ладонь к козырьку, а новый начштаба действительно отдал свою честь. Перед всем строем. И трахнул его военный строитель рядовой Самотуга. Отомстил! Красиво!

А через несколько дней уже Давид вёл утренний развод. Гремел что-то по своему обыкновению о воинской дисциплине, об уставе, о строевой подготовке, когда увидел странную фигуру, бредущую через плац. Увидел и обмер, оборвав себя же на полуслове. И было от чего, мы сами обалдели. И дело было даже не в том, что это верх наглости ходить через плац во время общего построения батальона. Как выглядела эта фигура! Новенькая вельветовая тройка самого модного в то время цвета «кофе с молоком», коричневый батничек, солдатские тапочки на босу ногу, приветственные кивки знакомым. Элегантный как рояль, улыбающийся Аслан Гаджиев шли завтракать.

— Это что?!! — обескуражено спросил начальник штаба.

— Рядовой Гаджиев, каптёрщик первой роты, — браво выслужился капитан Адаменко.

Другие офицеры благоразумно промолчали.

— Что!? Рядовой!!?

Наверняка майор думал, что это шагает лицо гражданское, УНРовское. Но даже гражданскому лицу он был готов сделать замечание. А это был военнослужащий вверенного майору подразделения Советской армии!

— Солдат! Ко мне!!!

— Да пошёл ты! — незамедлительный и беззлобный ответ Аслана через плечо.

Давид разинул рот, лицо его начало приобретать цвет, который бывает у заката перед ветреным днем. В целях противопожарной безопасности капитан Царик потянул высокого майора за рукав и что-то зашептал тому в ухо. Майор крякнул, осунулся лицом, посерел, и продолжил развод батальона, неловко скомкав свою речь о неуклонном росте воинской дисциплины при социализме.