Геннадий Руденко - Чабанка

Старшина с особым «уважением» относился к крымской босоте. Не прошло «всего-то» и полгода, как их главари были отпущены в первое своё увольнение. Контролирующим органом был назначен я. Весело было в увольнении с Зиней, Гномом и Чёрным. Адреналина в крови было хоть отбавляй. Идём по улице, сворачиваем за угол, Зиня отстал, мы остановились, ждем нашего товарища, догоняет, в руках зеркало от Жигулёнка.

— Откуда это у тебя?

— У тебя пять попыток отгадать, сержант.

— Спиздил.

— В натуре обижаешь, командир. Шо за кипиш на болоте? Ты ещё скажи, что это я Азовский банк вертанул. Нашёл, — смеются все.

— Зиня, скажи, ну на хуя тебе зеркало?

— Клёвое… и точняком не надо, — смеясь, выбрасывает зеркало в мусорный бак, стоящий у входа в одесский дворик.

Идём дальше.

— Командир, мы в гастрик [82] Гастрик — скор. от гастроном. заскочим.

— Так и я с вами.

— Не. Тебе с нами нельзя. Мы так — на посмотреть.

Вышли из гастронома, в руках булочки по три копейки.

— Я не понял, парни, все же деньги у меня. У вас, что тоже есть? Так сдавайте в кассу.

— Не, командир, нам в магазине деньги без надобности, — смеются.

Весёлые.

На те деньги, что были у меня, взяли мы два флакона бормотухи и пошли в пельменную «У бабы Гули». Там я спросил:

— Ну и какого хера вы всё время рискуете? У меня же были бабки. Нафиг пионерить несчастные булочки по три копейки? Чтобы залететь на шару?

— Гена, ты на нас беса не гони, — к вечеру я для них уже был Гена, — мы пацаны, мы должны жить по понятиям, нам в натуре с армией дико не повезло. Мы фарт здесь теряем, а мы босяки по жизни, у нас жопы в шрамах. Чтоб рука не забыла, мы воровать должны, а мы всё время в роте, а у своих воровать — западло, мы не крысы. Вот и тырим мелочь по карманам, где только можно.

Не дай Бог, думаю, вас к нам на Кулендорово, при наших там возможностях и ваших понятиях. А после того увольнения у меня с крымской босотой отношения стали приемлемо взаимоуважительными.

Тогда я ещё не внял уроку, что с подобной публикой лучше расходиться краями. Так уж жизнь повернула, что дома у нас разные.

Подсобили тёща с тестем с летним отдыхом. Связались со своими старыми приятелями в деселе мною не слышанном городе Волгодонске. Те от чистого сердца и предложили копеечные путевки на турбазу от местного завода. До того я себе базы отдыха представлял иначе.

Поехали Лариса, её родной брат Вовка, я и трое наших и не наших детей. Поехали на моём «Жигуленке». Ещё по дороге нам представился случай познакомиться с нравами местного населения. На дороге ведущей от трассы Харьков-Ростов к Волгодонску у, летящего впереди нас КАМАЗа лопается колесо и он на наших глазах улетает в кювет. Кювет глубокий, переходящий в березовую рощицу. Благодаря мастерству водителя, машина не перевернулась, она промчалась, пропрыгала кюветом и влетела в рощу, там деревья её и остановили. Нам с трассы было видно, что одна из берез пробила кабину насквозь. Я заорал Вовке:

— Тормози!

Вылетая из машины:

— Хватай аптечку и за мной!

Полетели в кювет. Быстрее! Там люди! Шансы уцелеть у них есть. К моменту, когда я и, догнавший меня, Вовка приблизились к КАМАЗу, дверца со стороны водителя распахнулась. На землю выпрыгнул водитель, за ним два мелких шкета, лет по десять. Их лица были освещены радостными улыбками, они восторженно делились впечатлениями, но речи я их не понимал. Их речь состояла полностью из многоэтажного мата. Других слов не было. Даже для связки. Вначале я подумал, что это адреналин, но когда водитель, осадив сыновей, начал нам давать четкие инструкции, как в ближайшем по дороге поселке найти автобазу, я понял, что волнением и не пахнет, мы просто в другой стране, и в этой стране люди говорят на своем языке. А ещё я был поражен, на сколько даже шкеты разговаривают с нами воинственно, беспричинно агрессивно. Мы то остановились помочь, ожидаем хотя бы немой благодарности в глазах, а имеем — пальцы-веером и залупастое «чево?» в ухмылке. Что и говорить — мозг и язык развиваются в соответствии друг с другом.

Приятели родителей Ларисы выглядели, не смотря на свое многолетнее проживание в Волгодонске, людьми совершенно другими — чистый русский язык, скромные движения, в глазах боль невозможности изменить судьбу. Они мечтали вернуться в Украину.

Нас привезли на базу. По знакомству поселили в хороший домик. Мама мия! Домик на две семьи, общая кухня пяти квадратных метров и по две спальни на семью. В спальнях только железные кровати и все. Ни шкафов, ни стульев, ни тумбочек, ничего не было. На улице деревянный, грубо сбитый стол и лавки. Отхожее место на два «очка» в метрах тридцати от домика, а вот с помыться «повезло» — общий умывальник, труба с дырками под открытым небом, был совсем рядом.

— Ничего, фруктов поедим, покупаемся. Детям полезно, — успокаивал нас и себя Вовка-позитивист.

Вторая половина дома была уже заселена, но хозяев видно не было. Мы их ждали с нетерпением. Только к вечеру появилась хозяйка с детьми. Наша шумная компания её в восторг не привела. Мы поздоровались, она прошагала мимо, о сомкнутые губы можно было колоть орехи. С кухни послышался её скандальный голос. Так как речь снова состояла исключительно из мата, перенести на бумагу её мне не удастся. Смысл передавался только интонационно и сводился к тому, что, мол, здесь всё мое и если увижу кого на кухне, огорчусь и покусаю, а если не верите, то скоро приедет мой муж и тогда вам будет несколько неприятно.

Приехал муж. Сначала громко заткнул жену, а потом вызвал нас на разборки. Вовка и я вышли с бутылкой самогонки. Для тех-то краёв и в те-то времена была она редкостной невидалью. У ейного мужа глаза округлились и разговор сразу пошел в мирном русле. Через полчаса мы уже дружили семьями.

В сопровождении соседа пошли осматривать местные достопримечательности. Их было мало — одна. На территории базы, кроме убогих домиков и не менее убогих и редких тополей ничего не было. Не было даже, в мало-мальски ухоженном виде, кустов, травы, дорог, аллей. Но в воде реки Дон, в десяти метрах от берега стояла красавица бильярдная. На огненно-красном закате она придавала пейзажу японские очертания. К стеклянному строению вел мостик. Мы пошли туда. Внутри стоял довольно приличный «русский» полноразмерный стол, компания мужиков в плотном дыму резалась два-на-два. Наш сосед предложил:

— Сыграем?

— А чего, давай забьем, — немедленно согласился я, имея ввиду занять очередь.

А дальше произошло что-то непонятное. При наших словах, мужики немедленно сложили свои кии и с явным огорчением отошли в сторону. Сосед, не обращая на них ни малейшего внимания, стал расставлять шары. Как будто мужиков здесь и не было. Должно быть столько же внимания обращала раздевающаяся Клеопатра на своих рабов.