Геннадий Руденко - Чабанка

Следующим утром мы пошли на пляж все вместе. Собственно никакого благоустроенного пляжа не было, но песок был по самой природе этих мест отменного качества. У берега сосед скинул с себя тенниску, штаны и я, не сдержавшись, присвистнул. Синие перстни на его руках я уже видел и прочитал, если все правда, то он сидел, в смысле отбывал наказание, и не раз. Но когда он разделся, то стало понятным, так как я знал, что такими наколками не шутят, — с нами в одном домике отдыхает ну очень серьезный авторитет. Достаточно было увидеть характерные звезды на коленях и ключицах. Это уже абсолютно самодостаточные воровские регалки. Торс соседа был украшен неплохо «сшитым» гусарским мундиром — эполеты с бахромой на плечах, аксельбанты, ордена, кресты, пуговицы.

— Китель то сними, бля, упаришься, — вывела нас из ступора очевидно стандартная шутка жены соседа.

Купались, разговаривали. Повторюсь, что все передаваемые мною здесь разговоры это окололитературный перевод. На самом деле понять нам собеседников было порой непросто, хоть мягкость их речи и напоминала нашу украинскую. Сосед сам, часто повторяя набившую оскомину шутку, передразнивал среднерусский говор, тыча пальцем в воду: «Ой, Ваня, гля, кака мядуза плявёть, — Милк, кака в пязду мядуза, гавна кусок!»

Мы подружились, много времени проводили вместе. Помню два эпизода. Первый, как к соседям приехали родители с мясом для шашлыков. Дряхлый, тощий, древний отец соседа уже после первого стакана положил на мои очки глаз и всё время пытался вызвать на драку. Сосед его успокаивал:

— Остынь, батя!

— А че он умный, да?

— Зрение, батя, у него плохое.

Это пример перевода. Так сказать смысл сказанного. В живую был только мат. Мат и агрессия господствовали в этих местах. Даже эта старая немочь в сатиновых трусах пыталась найти на свое заднее место приключений.

А второй эпизод, как нас с Вовкой за пивом пригласили поехать.

Утром по базе пронесся слух, что в Волгодонск пиво сегодня привезут. Редкость. Ощущалось, что Новый год в этих местах бывает чаще. Чувствовался ажиотаж у стосковавшихся аборигенов. Сосед же нас спокойно спросил:

— Пива хотите?

— Конечно. Но, наверное, сложно будет взять, очередь.

— Поехали. По дороге воблы купим.

— А чего и вобла есть?

— Чего, чего, а воблы здесь навалом.

Мы взяли с собой три трехлитровые банки и поехали на моей машине. Пивная от греха подальше, располагалась за городской чертой. В степи одинокое здание, вплотную окруженное огромной злющей толпой и плотным куполом вони. Вход в пивнуху охраняли два огромных милиционера, они на две головы возвышались над остальными, в их руках были дубинки, до того невиданные ещё мною. Те, кому уже повезло, валялись здесь же, плотно укрывая почву по диаметру от здания метров от двадцати до пятидесяти. Там и сям пили и там же оправляли нужду. Учитывая степень местной агрессии и в обычное время, здесь пробраться целыми сквозь всё это возможным мне не представлялось. Мы с Вовкой с опаской вышли из машины, на нас косились такие взгляды, что свою любовь к пиву я уже проклинал. Сосед же взял у нас авоськи с банками и пошел сквозь толпу. Легко и непринужденно. Те, кто оглядывался потревоженные тишиной сзади, немедленно расступались, замолкали и дергали за рукава других. Менты на входе заупрямились:

— Ты куда, бурый?

— Туда.

— В одни руки не больше литра!

— А я не сам, — спокойно.

— А то мы не знаем, что ты сам не бегаешь. Входи давай.

Толпа снова зашумела.

Пиво было теплым, но вобла была просто потрясающей.

Отдых складывался, мягко говоря, плохонько. Время было крайне бедное. Никакой столовой на базе не было. Бензин в страшном дефиците, 20 литров помогли купить знакомые. Эти двадцать литров мы экономили, как могли, выезжая только за овощами и картошкой. Только этим и питались. Взятые с собой консервы закончились в первые же дни. Бедная Лариса занималась обслуживанием нашего кагала в непрерывном режиме. До конца оплаченного срока оставалось ещё несколько дней, когда ночью к нам ворвались менты, бесцеремонно разбудили наших детей, светили им в лица фонариками, искали соседа, потом орали его жене:

— Утром сам пусть к нам явится, ему же лучше будет.

Сосед появился только к вечеру и сразу вызвал меня и Вовку на разговор:

— Здесь дело такое, парни, вам ноги надо рисовать и немедленно.

— А че стряслось? — я.

— С нашей базы «Волжану» увели.

— Ну и?!!

— Гандона этого менты поймали почти сразу. Он никто и звать его никак. Его попрессовали, он и подписался, что это я его навел. Меня сегодня менты крутили, но они же знают, что меня на такой пурге не проявить. Вот к вечеру и придумали вариант, что это вы, киевские, залетные, мол, мне такой заказ подогнали.

— Мы же не при делах.

— Им какая разница? Гена, Вовка, вы наших ментов не знаете. Беспредел. Ломать вас будут. Они же как прикидывают: исполнитель на меня показал, если и заказчик покажет, у них все срастется. Вы им не интересны, а меня опять упрятать — они спят и видят. Не любят меня. А вы боком можете сильно пострадать.

— И что нам делать?

— Ноги в руки и вперед. Они, падлы, под утро заявятся.

Ночью мы уехали. От света встречных машин шарахались. Только с рассветом, уже на харьковской трассе немного успокоились и я чуть не убил всех, заснув за рулем. Спасло то, что Лариса, случайно увидев мои закрытые глаза, закричала, а мне чудом удалось спросонья удержать машину на дороге. Переход от обгона очередной машины к глубокому сну произошел быстро и незаметно. Сказался «отходняк» от всех треволнений последних часов.

А что мы? Просто отдыхали рядом.

Лучше ходить параллельно. Параллельные, говорят, не пересекаются.

Долго наша часть прожила без начальника штаба. Нельзя сказать, что солдаты просыпались с вопросом на устах «доколе, мол?». Но вот однажды тёплым майским вечером, когда стояли на вечерней проверке на нашей аллейке, появился рядом со строем пузатый майор. Огромность фигуры подчёркивала просто кавалерийская через плечи портупея. Как подтяжки, портупея обрамляла огромный живот. В роте офицеров не было, старшина убрёл домой, проверку лениво вёл Узик. В густых сумерках незнакомая фигура появилась на правом фланге и там замерла, руки за спиной. Всё бы ничего, но в строю, как всегда, обдолбанных было больше, чем отмороженных.

— Баранов, — выкрикивает, ничего не замечающий Узик.

— Я!

— Хуй на! — голос из строя.

— Бельдыбеков, — Узик к комментариям привык и внимания на них не обращал.

— Я!

— Шкурка от хуя!

— Валобуев… Валобуев!

— Есть!

— Хочешь говна поесть?!

— Отставить!!! — гаркнула фигура и вплыла в поле зрения всей роты. — Что у вас здесь происходит, сержант?!