Розамунда Пилчер - Возвращение домой [litres]

Он не выказал никакого раскаяния, а когда родители стали ему выговаривать, заявил, что с него хватит – он сыт по горло, выбывает из игры и начинает новую жизнь. Ему опротивело Нанчерроу, Лиджи, Кэри-Льюисы и кабальный труд. Ему надоело кормить жену и ребенка, у него в печенках сидит этот брак, в который его втянули, и будь неладны эти женины родственнички, которые смотрят на него свысока. Все, он уходит. Ему предложили работу в гараже около Нанкледры, и он будет жить с Арабеллой Блямб в ее жилом автоприцепе за Веглосом.

Когда полковник закончил, воцарилось долгое молчание, которое нарушалось лишь гулким тиканьем кухонных часов и тихим гуденьем холодильника. Все молчали, точно матросы в строю, ожидающие распоряжений капитана. Диана открыла было рот, как будто собираясь что-то сказать, но, поймав необычно суровый взгляд мужа, благоразумно воздержалась от замечаний.

– Таково положение дел. Я, как мог, постарался успокоить Маджей. Они ни в коей мере не отвечают за поступки своего сына. Я попросил их также держать пока язык за зубами. Для Маджа это не составит труда, а вот миссис Мадж по природе своей болтлива как сорока. Тем не менее они прекрасно понимают, что чем меньше будет разговоров, тем лучше. И все-таки боюсь, что не пройдет и двух дней, как новость разнесется по всему западному Пенуиту. Требование благоразумной скромности в равной степени относится ко всем нам. Ради Лавди. В первую очередь необходимо сообщить обо всем нашему адвокату мистеру Бейнсу. – Полковник полез в нагрудный карман и вынул свои золотые карманные часы. – Десять часов. Бейнс уже должен быть у себя в офисе. Я позвоню ему из кабинета.

Полковник оглядел присутствующих, переводя взгляд с одного серьезного лица на другое. Все кивнули в знак согласия с его предложением. Потом его взгляд остановился на жене, его лицо смягчилось, и он улыбнулся:

– Извини, моя дорогая Диана, ты, кажется, хотела что-то сказать?

– Я только хотела… я подумала, что Лавди, может быть, поехала к Джудит. К кому еще ей было направиться?

– Разве Джудит не позвонила бы в этом случае нам?

– Возможно, она еще не успела. Может быть, они все еще разговаривают.

– Резонно. Ты предлагаешь позвонить в Дауэр-хаус?

– Нет, я не думаю, что мы должны звонить. Телефонные звонки – не то, что разговор с глазу на глаз. Если мы позвоним, а Лавди там не окажется, Джудит может разволноваться. Я думаю, кто-то должен съездить в Дауэр-хаус и объяснить Джудит ситуацию. – Она повернула голову к Джереми, и ее прекрасные глаза встретились с его глазами. – Джереми нам не откажет, я уверена.

– Разумеется, – ответил Джереми. Знает ли Диана, что эта поездка может значить для него?

– И позвони нам оттуда – чтоб мы знали, там Лавди или нет.

Джереми поднялся.

– Ну, тогда я поехал.

В кои-то веки Джудит осталась одна. Была суббота, Анне не нужно было в школу, и Филлис приняла предложение мистера Дженнингса, жена которого заведовала почтовым отделением Роузмаллиона, подбросить ее на машине до Сент-Джаста. Сразу после завтрака, в восемь часов, старый «остин» мистера Дженнингса подъехал к задней двери дома, мать с дочерью уселись на заднее сиденье и не без шика покатили на целый день в Сент-Джаст – в гости к матери Филлис.

Шел уже одиннадцатый час, а Гас еще не давал о себе знать. Дверь его спальни оставалась плотно закрыта, и Джудит радовалась: значит, он отсыпается и набирается сил. Когда он выйдет, она приготовит ему завтрак, а пока ее мысли были заняты другими делами.

Она решила, что это самый подходящий момент для того, чтобы осуществить свой давний замысел, а именно – смерить в гостиной окна, после чего можно будет уже вплотную заняться новыми шторами. Старые настолько обветшали, что трещали при каждой попытке задернуть или раздернуть их. Замер окон можно было, в принципе, произвести и при Филлис. Но Филлис была такая непоседливая и толковая хозяйка, что стоило только начать какое-нибудь дело – и она была тут как тут: сначала давала мимоходом советы, потом начинала помогать и в конце концов выполняла всю работу сама. Досадно, конечно… но всем бы такие огорчения.

Джудит нашла стремянку, линейку, сантиметр и принялась за дело. Ее талоны на одежду наконец-то пришли после нескончаемых бюрократических проволочек, и она рассчитала, что их как раз хватит на ткань для новых портьер, при условии, что она пустит на подкладку старые портьеры или лишние хлопчатобумажные простыни. Как только у нее будут размеры окон и станет ясно, сколько ярдов материи необходимо, можно будет писать письмо в Лондон, в «Либерти», с просьбой прислать образцы. Цвета должны быть не слишком яркими и резкими – для примера она отрежет лоскуток от старой портьеры и вложит его в письмо.

Стоя на верхушке стремянки, Джудит с высунутым от усердия кончиком языка замерила ламбрекен и как раз думала о том, что будь он на два дюйма длиннее, то, пожалуй, смотрелся бы лучше, когда вдруг услышала, как открылась парадная дверь. Господи, только не это! Она стала ждать, надеясь, что гость, кем бы он ни был, подумает, что в доме никого нет, и уйдет.

Но он не ушел. Джудит услышала шаги по холлу, потом дверь гостиной отворилась и вошел Джереми.

Он был в толстом твидовом свитере, с алым шарфом на шее, и первой мыслью Джудит было то, что он ни капельки не изменился, будто всех этих лет, пролетевших с момента их последней встречи, вовсе не было. А вторая мысль была та же, что той ночью в Лондоне, когда она была так больна и несчастна, а он явился на Мьюз, нежданно-негаданно, и, видя, как он подымается по лестнице, она поняла, что, будь у нее выбор, она бы не пожелала видеть в ту минуту никого другого, кроме него.

Собственная реакция была для нее неожиданностью, и весьма неприятной, потому что она почувствовала себя обезоруженной, тогда как собиралась держаться с ним спокойно и холодно.

– Что ты там делаешь? – спросил он.

– Замеряю окна.

– Зачем?

– Собираюсь поменять портьеры.

Он улыбнулся и только теперь сказал:

– Привет.

– Привет, Джереми.

– Ты не могла бы спуститься? У меня к тебе дело, а если ты останешься там, то я могу растянуть себе шею.

Джудит стала осторожно спускаться, и, когда она была уже на последних шатких ступеньках, он подошел и подал ей руку. Когда она ступила на пол, он продолжал держать ее руку, а потом поцеловал в щеку и сказал:

– Сколько лет, сколько зим… Как хорошо снова тебя увидеть! Ты одна?

– Филлис вместе с Анной поехала в Сент-Джаст…

– Я только что из Нанчерроу…

– Они поехали в гости к матери Филлис.

– Лавди не у тебя?

– Лавди?

Она посмотрела ему в лицо и поняла, что он пришел не просто ради того, чтобы повидаться с ней. Что-то здесь было не так.