Александр Мещеряков - Шунь и Шунечка

— А как же мы? — спросил юноша, чувствуя, как по телу ползет холодок.

— А что вы — лучше других, что ли? Покатитесь отсюда, куда доктор Очкасов прописал. Доктор, конечно, бывший, но право подписи все равно имеет. Может, и квартиру малогабаритную вам выделит на окраине России. Но, скорее, по миру пустит. Да не смотри ты на меня зверем, сейчас время такое, понял?

— Скажи, а платят-то тебе хоть прилично? — с ненавистью спросил будущий археолог и бросил рейку на землю.

— Не жалуемся… работенка грязная, зато хлебная, вкус рябчиков с ананасами мне знаком не понаслышке, — уверенно начал землемер. Потом призадумался. — Но помру все равно — как собака. Свои же, думаю, и замочат. А может, и чужие. Чем я, собственно, лучше других? Откуда мне знать…

Помолчали.

— Ты уж тогда свечку в церкви поставь. И напиши на бумажке: помянуть, мол, раба Божьего Афанасия. Писать-то умеешь?

Богдан кивнул.

— Вот видишь, писать умеешь, а документов на землю у вас все равно нет.

Богдан не нашелся с ответом.

— Молчишь? Да ты хотя бы сам с собой временами разговариваешь? — разъярился землемер.

Выслушав рассказ Богдана про вторжение Афанасия, Шунь предался меланхолии. Он уже не чувствовал себя в безопасности, воздух делался вязок. Шунь расстегивал верхнюю пуговицу, ощущая, как его шею сдавливает безысходность. Ему хотелось отвернуться к стене или забраться с головой в книжный шкаф…

Дождь шелестел всю ночь напролет, растворенное во влажном воздухе снотворное вещество ударяло в голову, надежно обездвиживая организм и вызывая кошмары. Богдан посапывал на тюфяке, брошенном на библиотечный пол, Шунь похрапывал в своем гамаке и даже Тарас безнадежно проспал свой патрульный час. Богдану снился глубокий раскоп с черепом на дне, в глазницы которого были вмонтированы внимательные глаза научного руководителя. “Что ты здесь нашел и что ты здесь потерял?” — вопрошали они.

У Шуня же не шли из сна давешние гости. Афанасий набивал безразмерные авоськи библиотечными книгами и, оседая под тяжестью, таскал их в багажник красного автомобиля. Книги проваливались туда, как в бездонную пропасть. После каждой ходки Афанасий плевал в грязные ладони и восклицал: “Выполним и перевыполним план по сдаче макулатуры!” Наблюдая за его спорой работой, Сюзанна и Жанетта тоже покрикивали: “Давай, давай! Мы тебе почетную грамоту выпишем! Будешь у нас на последнем этаже в небоскребе жить!” При этом Сюзанна сыпала себе за лифчик пригоршнями пшено, ее грудь становилась все пышнее и пышнее, все безобразней и безобразней. Жанетта ревниво поглядывала на нее, пока, наконец, пшено не хлынуло из-под порвавшегося триколора. Сюзанна бросилась подбирать пшено с земли, а Жанетта хохотала в голос: “Куда тебе с отечественным пшеном до моего силикона импортного! Моя взяла!” Закрепляя свою победу, она пшикнула себе в подмышки отвратительными духами. В ноздрях у Шуня неприятно защекотало. Он аллергически чихнул, гамак качнуло.

Что до Тараса, то он видел себя прикованным к березе и окруженным сворой тявкающих собак, составленной из клонов карликового бульдога. Он был готов показать им, кто здесь хозяин, и скрежетал клыками, но никак не мог перекусить толстенную цепь…

Ближе к полудню из волглых облаков с треском вывалился вертолет. Наблюдая за его приближением, Шунь ощутил какую-то неминуемость. Истошно закричала сойка. Летательный аппарат завис на секунду над монастырем, а потом как бы нехотя опустился неподалеку от городошной площадки. Из прозрачной тупорылой кабины выдвинулась лесенка, по которой сбежал Очкасов. За ним показался телохранитель в камуфляже. За его широкой спиной покачивался гранатомет. Он был небрит, и Богдан не заметил особой разницы между лицом и затылком. Тарас подполз поближе, напружинил тело, кровь застучала в прижатых ушах, глаз предупреждающе сверкнул. Кот ощущал свою вину: прошляпил нарушение воздушной границы.

— Не бойся меня, котик, — опасливо произнес Очкасов. Телохранитель потянулся к ножу на поясном ремне. — Как дела у вас во рту? — привычно поинтересовался он.

— Не бойтесь, он не укусит, — сказал Шунь. При этих словах Тарас поднялся в полный рост, шерсть тоже встала дыбом.

— Хотите, я устрою его хотя бы на время в приют для бездомных животных? У меня в обществе “Зоофил” имеются хорошие связи.

При упоминании о “Зоофиле” кот перекувыркнулся назад, а Шунь сделал шаг вперед.

— Хорошо, хорошо, не будем о приюте, а отчет комиссии я порву.

Очкасов вынул из кармана листок, уляпанный гербовыми печатями и действительно порвал его, подбросил клочки в воздух. Тарас сгреб обрывки в аккуратную кучку, а Богдан достал лупу и попробовал поджечь ее. Однако плотность облаков не позволила ему сделать это, тогда он чиркнул подарком Лектрода — охотничьей фосфорной спичкой. Загорелось легко.

— Вот видите, как все просто, когда за дело берутся профессионалы, — произнес Очкасов, имея в виду себя. — Хорошо, о приюте мы временно позабыли, но пойдите же и вы мне навстречу хоть в чем-нибудь. Давайте хоть искусственный глазик из венецианского стекла Тарасу организуем, чтобы с пиратом не ассоциировался, — вкрадчиво продолжал гость. Ему было явно не по себе. Кожа покрылась неприятной зеленью, сам он как-то съежился, а Шунь получил возможность заглянуть ему в глаза. В их глубине затаилось нечто травянистое, в воздухе запахло тиной.

— Давайте сменим тему, — нелюбезно ответил Шунь.

Очкасов продемонстрировал светскость.

— Какое раскидистое деревце! — воскликнул он.

— Это не дерево, а береза. Ей лет сто будет, — сухо буркнул Богдан.

— Что вам, в сущности, надо? — грубо спросил Шунь и почесал за серьгой. — Где болит, в чем проблема? Простатит беспокоит, недержание речи замучило, жена ушла к другому или общее равнодушие к жизни в анамнезе? Предупреждаю заранее, что с вашим носом ничего уже не поделаешь. Только если его оторвать. Но это уже не ко мне, а к нему, — Шунь кивнул на кота, который выпустил когти и сглотнул слюну.

— Нет, на здоровье не жалуюсь, а пластические операции я даже жене запрещаю делать. Но аллергия на кошек у меня просто зверская, — виновато улыбнулся Очкасов, протягивая позеленевшую ладонь с визитной карточкой. — Кроме того, я вашего Тараса просто боюсь. Но не это главное, я с ним с помощью охраны как-нибудь справлюсь… Главное же заключается в том, что всем нам, понимаете ли, позарез, как вы знаете, требуется национальная идея. А про землемера и думать забудьте, живите себе спокойно, этот наезд не я организовал, а Николашка проклятый. Но ничего, чертежи я под сукно положу, а у землемера рулетку с рейкой отберем, чтобы вам не обидно было — за несанкционированное проникновение в охраняемое государством частное владение. Но, памятуя о том, что документиков на землю у вас все равно не имеется, рассчитываю на сговорчивость. Это будет по-честному, не так ли?