Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

Он тряс его и кричал, но, рассказывал Джимми, Ти-Боб словно ничего не слышал.

— Роберт, — говорил Джимми, — ты же ходишь на лекции. Разве ты не слышал, как он объяснял? (Не помню уже, как он назвал учителя, кажется Гэмби). Ты думаешь, с тех пор она стала другой? Она все та же, Роберт. Она знает свое место и ждет только, что вот ты приедешь. Ничего другого она не ожидает. Она знает свое место, Роберт. Она его знает. Он (да-да, фамилия его была Гэмби) говорил нам, что так было в те времена, но так осталось и теперь.

Но Джимми видел, что Ти-Боб его не слышит.

— Роберт, ты мой друг, и я этого не допущу, — сказал он. — Я добьюсь, чтобы ее отсюда выгнали. Я добьюсь, чтобы ее выселили из нашего штата.

А Ти-Боб сидел, словно ничего не слышал или думал о чем-то другом.

— Послушай, Роберт, — сказал Джимми Кейя и повторил то, что ему всю жизнь говорили все, начиная от отца и кончая учителем: — Если ты ее хочешь, пойди к ней и возьми ее. Или пойди в школу и выгони детей — пусть подождут во дворе. Возьми ее в канаве, если не терпится. Она же для этого предназначена. Только для этого.

Джимми Кейя рассказывал, что никак не ждал этого удара. Он не ждал его, потому что Ти-Боб даже в лице не изменился. Он рассказывал, что и разозлился Ти-Боб всего на секунду — он смотрит, а Ти-Боб уставился на свою руку. Так человек смотрит на пистолет, из которого убил кого-то, словно спрашивает: "Откуда он взялся? Кто вложил мне его в руку? Как я мог?" Ти-Боб уставился на свою руку, словно она была не его. Словно ударил не он.

Когда они приехали, я была в большом доме. Мисс Амма Дин позвала Этель разносить напитки и сандвичи, а меня попросила остаться и сварить кофе. Я была на кухне, когда приехали Ти-Боб и Джимми Кейя. Они поговорили с теми гостями, которые уже собрались, и прошли в библиотеку. Там у Роберта хранилась бутылка виски. Ти-Боб и Джимми налили себе и выпили. Джимми Кейя пробыл еще с полчаса и уехал в Байонну переодеться. Он рассказывал, что уже хотел уйти, но Ти-Боб поднял рюмку за его здоровье. Он рассказывал, что решил, будто Ти-Боб извиняется за этот удар в машине. Он не знал, что Ти-Боб прощается с ним навсегда.

Ти-Боб услышал, что приехала Джуди Мейджер со своими родителями, он вышел из библиотеки и пошел к двери. Мисс Амма Дин спросила, куда это он собрался, разве не видит, что Джуди снимает пальто. Но он вышел, прежде чем она успела договорить.

Когда Мэри Агнес услышала стук в дверь, она складывала вещи в чемодан. Она не знала, кто стучит, даже подумала, что ей послышалось. Потом опять постучали. Она решила, что это Клэмп, и пошла к двери сказать, что сейчас будет готова. Но за дверью стоял Ти-Боб. Лицо у него было красное, опухшее, а глаза странные-странные, прямо безумные. Она рассказывала, что сначала испугалась. Нет, не за себя. Она решила, что он заболел или что-нибудь натворил и пришел искать у нее помощи.

Она спросила, что случилось. Он сказал, что ему нужно с ней поговорить. Она спросила, не заболел ли он. Он сказал, что нет, но ему нужно с ней поговорить, и прошел мимо нее в комнату. Тут она заметила, что он пил.

Она отошла от двери, но не стала ее закрывать. Если кто пройдет мимо и увидит около дома машину, пусть увидит и что дверь открыта. Ти-Боб подошел к кровати и сел. Мэри Агнес все еще думала, что у него какая-то беда и ему нужна ее помощь.

— Скажите мне, что случилось, — сказала она. — А то мне пора уезжать.

Он сидел и смотрел на нее. Лицо у него было красное и опухшее. Она поняла, что он хочет что-то сказать, но не знает, какого ждать ответа.

— Что-нибудь случилось? — опять спросила она.

Она разговаривала с ним, как с братом или с близким родственником. Она всегда к нему так относилась — словно он был таким же, как она, а не белым. Она думала, что он к ней так же относится. Поэтому она и не беспокоилась, что он взял привычку ездить по поселку рядом с ней. Ей в голову не приходило, что он может себе что-нибудь позволить. А если бы даже это и случилось, она была уверена, что сумеет объяснить так, чтобы он понял.

И тут он ей сказал, почему пришел. Он говорил быстро, глядя ей прямо в лицо. Говорил не переводя дыхания и не давал ей вставить ни слова.

Сказать-то она ничего не сказала, но все время качала головой, пока он говорил. Но он не остановился. Он клялся богом сделать то, что говорит. Сегодня же вечером его фамилия станет ее фамилией. Они поедут в Новый Орлеан и там поженятся. Там никто не догадается, что она цветная.

— Вы не можете дать мне того, чем не владеете сами, Роберт, — сказала она.

— Моя фамилия принадлежит мне, — сказал он.

— Нет, — ответила она. — Они дали ее вам, они могут ее и отобрать.

— Пойдите сюда и сядьте, — сказал он.

— Я прошу вас уйти, и сейчас же, — сказала она.

— Пойдите сюда, сядьте, Мэри Агнес, — сказал он.

Дверь по-прежнему была открыта настежь. Мэри Агнес подошла к кровати, где он сидел. Он взял ее за руки и посадил рядом с собой. Лицо у него было красное и опухшее, руки горели. Она видела, что он выпил лишнего. Она знала, что ведет он себя так из-за этого. Он рассказал, что говорил про нее с Джимми Кейя и признался ему, как сильно ее любит. Она опять покачала головой.

— Я должен был рассказать кому-то, — сказал он.

Она покачала головой.

— Он сказал, что вы черная и мне надо смотреть на вас как на черную. И поступить с вами, как поступают с черными. Но вы ведь не черная, правда, Мэри Агнес?

Она рассказывала, что уже не думала о том, как много он выпил, а испугалась, не сошел ли он с ума.

— Джимми прав, — сказала она. Но сказала это спокойно, как говорят с детьми.

— Не говорите так, — крикнул он, но тут же стал спокойным, даже слишком спокойным. — Не говорите так. Не говорите так.

— Поезжайте домой, Роберт, — сказала она ему. И сказала это спокойно, как говорят с детьми.

— Я сяду в машину, только если вы сядете в нее со мной.

— Я не могу сесть в вашу машину, Роберт, — сказала она. — Неужели вы этого не знаете? — Она говорила с ним, как говорят с ребенком. — Вот почему вы ни разу не предлагали мне этого раньше, Роберт. Вот почему вы ни разу не приглашали меня сесть на вашу лошадь.

— Я хочу, чтобы вы сели со мной в машину.

— А я хочу, чтобы вы уехали, Роберт, — сказала она спокойно. Ну так, как говорят с ребенком.

— Вы не понимаете, — сказал он. — Мне некуда ехать. Вот почему я его ударил. Вот почему я ушел из дома. Мне некуда идти — только к вам одной. Я все время стараюсь вам это объяснить.

— Между нами не может быть ничего, Роберт, — сказала она.

— Скажите "да". И больше вам ничего не надо говорить.

— Этого я сказать не могу, — сказала она.

Она встала и принялась укладывать вещи в чемодан. А он все сидел и смотрел на нее, но его мысли, рассказывала она, были где-то далеко-далеко. Вдруг он очнулся.