Ханна Оренстейн - Игра с огнем [litres]

– Привет, – говорю я.

Он мнется на другом конце линии.

– Нам надо поговорить.

– Ты общался с Минди.

Это не вопрос.

– Да, она мне позвонила. Это… вау.

Я выдыхаю и сосредотачиваюсь на вытаскивании кошачьей шерсти из покрывала.

– Я приеду вечером, – говорю я. – Возьму еду навынос. И вина. Ты белого хочешь или красного?

– Не заморачивайся.

– Нет, правда, я не против что-нибудь захватить по пути.

– Правда, не заморачивайся, – тихо говорит Адам. Я не могу понять, какой у него голос. – Увидимся в семь.

Что-то в щелчке, с которым он отключается, вызывает у меня слезы.

Два часа спустя я стою перед его дверью с двумя коробочками дымящегося пад-тай и бутылкой красного за девять долларов – я шиканула. Зайдя, я привстаю на цыпочки, чтобы поцеловать его, но он не отвечает как раньше.

Я пытаюсь исполнить весь ритуал вежливого разговора: как ты, как прошел день, что на работе? Он отвечает односложно. Я не знаю, что сказать. Раскладываю лапшу по двум тарелкам и открываю вино – молча.

– Саша, нам нужно поговорить о Минди, – объявляет он.

Я протягиваю ему еду и бокал и сажусь рядом с ним на барный стул. Качаю фужер с вином.

– Почему ты не сказал, что спал с ней? – тихо спрашиваю я.

– Я думал, ты в курсе.

– Минди мне не говорила. Сколько мы про нее ни заговаривали – ты ни разу об этом не упомянул.

Адам смотрит на меня, открывает рот, потом закрывает.

– Прости. Я не знал, что ты не слышала. Как-то не всплывало. Для меня это ничего не значило. Просто секс.

Я слышала это раньше. До сих пор больно, второй раз подряд.

Он качает головой, накручивает на вилку немного лапши, отправляет в рот. Я рассказываю, что сегодня утром было в «Старбаксе». Я не хочу закапывать Минди этой историей, но мне нужно поделиться, как ужасно она отреагировала.

– Адам, я могу потерять работу. Минди в ярости.

Как ни странно, его это, похоже, не тревожит. Он отпивает вина и качает головой:

– Да нет, все в порядке. Она даже радуется.

– Она меня ненавидит. Она уже настучала в «Блаженство», и теперь меня вызывает Пенелопа.

– Когда она сегодня заходила ко мне на работу рассказать про ребенка, настроение у нее было хорошее, – говорит Адам.

Он улыбается. Погодите, он что, рад?

– Знаешь, странно, – продолжает он. – Я злился. Ну, Минди для меня ничего не значит. Хорошая девушка, но, понимаешь, никакой химии. И время не идеальное, и человек не тот. Но все мои знакомые осели и обзаводятся детьми. Я тоже этого хотел когда-нибудь. Просто все получилось не так, как я думал.

– Я не могу тебя представить с ребенком.

– Почему нет?

Он пожимает плечами.

Я оглядываю скудную мебель, маленькую кухню, две пустые коробки от пива, которые ждут, когда их отправят в переработку.

– Ты живешь на четвертом этаже без лифта. Представь, каково затаскивать сюда коляску.

– Я могу переехать, – просто отвечает он.

Я смотрю на кирпичную стену в поисках ответа, который поможет мне все это как-то осмыслить. Адам с юга. Там рано заводят детей. И тридцать три не так уж рано для отцовства. Но просто он… Адам. Он мой. И ребенок в это не вписывается.

– Это безумие, – говорю я, отпивая вина. Оно слишком сухое, и вкус слишком древесный, чтобы глушить залпом, как мне хочется. Я даже не умею выбирать алкоголь. Еще одно, чему Адам научился до тридцати, а я пока нет.

– Поэтому я и хотел с тобой поговорить. О том, куда это все идет.

– Прямиком в ситком, – отшучиваюсь я. – Вроде тех шоу, которые рекламируют на больших щитах, а потом отменяют после первого сезона. Типа безумная жизнь матчмейкера, которая наблюдает, как ее парень пытается растить ребенка с ее любимой клиенткой.

Он молчит. Не отвечает на мой игривый взгляд.

– Я имел в виду, куда все идет у нас. Нам нужно поговорить о нас.

– А.

Я кладу вилку.

Адам склоняется ко мне со своего барного стула. Кладет руку на мое колено. Прочищает горло.

– Саша, ты чудесная девушка, – начинает он.

У меня кружится голова. Я знаю, к чему все движется, потому что десятки раз произносила эту речь по телефону, обращаясь к тем, кем не заинтересовались мои клиенты. Адам перечисляет мои многочисленные достоинства: я вроде как такая «горячая», а еще энергичная и харизматичная. Знаю, что следующее слово в предложении будет «но», а за ним последует тщательно сконструированный предлог, призванный смягчить удар по моему эго и одновременно снять вину с Адама.

– Но мне сейчас нужно сосредоточиться на том, что происходит с Минди и ребенком, – объясняет он, гладя мое колено. – Я не в том положении, чтобы быть тебе хорошим парнем.

Я чувствую себя идиоткой. Я решила, что между нами все останется по-прежнему – Минди будет растить ребенка сама. Разве она утром не говорила, что ей ничего не нужно от Адама? Я прикусываю губу и смотрю в сторону. Слезы, которые я весь день сдерживала, катятся у меня из левого глаза, и я смахиваю их со щеки.

– Неправда, – говорю я. – Ты потрясающий.

Адам ведет меня к дивану, где я прижимаюсь спиной к его груди, как мы делали, когда смотрели кино. Он гладит меня по голове и целует в макушку, как будто я его домашняя зверушка.

– Прости, – шепчет он мне на ухо. – Но я должен дать Минди шанс. Я буду всю жизнь жалеть, если этого не сделаю.

Я зажмуриваюсь, благодаря бога за то, что Адам не видит, как у меня наполняются слезами глаза. Не знаю, как я здесь оказалась: однажды бросила возможного жениха, а потом бросили меня. Я все еще не пришла в себя от того, что случилось с Джонатаном; теперь и Адам меня оставляет, это слишком тяжело. Такое чувство, что мне на грудь упали «Титаник», Эверест и Эмпайр-стейт-билдинг. Я поворачиваюсь лицом к Адаму.

– Я не прошу ради меня отказываться от ребенка, – говорю я медленно, чтобы голос не дрожал. – Но это не значит, что ты должен отказаться от нас. Ты не хотел отношений с Минди. Ты сам сказал после вашего свидания.

Он обдумывает это, глядя в глупый потертый студенческий диван, который Минди терпеть не может. Прикусывает губу, хмурит темные брови.

– Я не знаю, что сказать, Саша. Не пойми меня неправильно, с тобой было хорошо.

Понимаю, мы не много времени провели вместе, но оно для меня важно. Я чувствовала, что с Адамом могу быть собой, как никогда прежде с другими – с Джонатаном, с мальчиками, с которыми встречалась в университете, с сотнями мужчин, которых я обманывала в разговорах, будучи матчмейкером. Это настоящее.

Как-то воскресным утром солнце, светившее в окно его спальни, разбудило меня до того, как Адам пошевелился. У нас не было никаких дел, мы бы просто валялись в постели, на белых простынях, и обнимались, и он бы держал меня за попу, пока рассказывал что-нибудь, и я бы смеялась. Я знала, впереди счастливый день, но пока просто смотрела на него спящего. Губы были слегка приоткрыты, и он посапывал, как младенец. Его тело было таким теплым, и между бицепсом и грудью было место, куда мне природой предназначено было уткнуться, что я и сделала. Я положила голову ему на грудь и слушала, как стучит его сердце. Был момент, когда я поняла, что могла бы так лежать вечность. Я заглянула в будущее, и оно не было пугающим, как с Джонатаном. Оно было спокойным. Уютным. Счастливым. Я понимаю, еще слишком рано его любить, но, по-моему, все равно люблю.