Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Среди ночи Марта проснулась. Она подошла к балконной двери: снег, покрывавший долину, в свете луны казался голубым. Почему на душе у нее такая тяжесть? Должно быть, виноват сон, в котором фантастические видения перемешались с обрывками реальных воспоминаний. Марта точно наяву увидела узкий коридор старого институтского здания. Внезапно из-за какой-то двери появился Пауль. Молча, с каменным лицом он преградил ей путь и, взяв за руку, втащил в какую-то темную лабораторию. Марта не различала его лица, но отчетливо слышала голос, в котором звучала ярость: «Ты не должна была бросать меня». Он сжал ее как в тисках. Марта вырывалась до тех пор, пока не проснулась.

Конечно, в жизни такой сцены произойти не могло, и все же она казалась почти реальной. Были и жестокие слова, и ярость, и заранее обреченная на неудачу попытка что-то склеить.

Думать над тем, почему между ними родилась вдруг эта ненависть, не имело никакого смысла. Но Марта все равно бесконечно ломала себе над этим голову. Они с Паулем были так похожи друг на друга. Оба любили науку и ставили ее в своей жизни на первое место, каждый считал, что должен быть свободен, и не собирался подавлять другого. Они не хотели страстей и боялись всякой чрезмерности, но сами не заметили, как чересчур сблизились. Их не разделяла больше стена между двумя маленькими комнатками, один постоянно ощущал присутствие другого, они оба словно стали прозрачными. Она привыкла к запаху его сигарет, он слушал пластинки, которые она ставила. Но однажды вечером Пауль не пришел домой ночевать. Не пришел и на следующий вечер.

Марта собрала вещи Пауля, погрузила в такси и отвезла его матери.

Он явился для объяснения. Посыпались взаимные упреки, каждый обвинял другого.

Оказывается, дело было в том, что у нее слишком маленькая квартира.

Нет, в том, что у нее не было ребенка.

И так далее.

Близость стала невыносима, но еще невыносимее было одиночество, когда они с Паулем расстались окончательно. Он выехал не только из квартиры, но со свойственной ему последовательностью ушел из института, а потом и вовсе перебрался в другой город.

Она не могла работать, как потерянная бродила по улицам, повторяла про себя слова, сказанные Паулем в пылу ссоры: ты резка, ты высокомерна, ты просто невыносима. Она отвечала ему в том же духе, и эти несправедливые, обидные слова, брошенные им ли, ею ли, неотступно преследовали ее. Она просыпалась ночами оттого, что они звенели у нее в ушах, она смотрела в зеркало и видела искаженное злобой лицо. В институте она молчала, словно боясь нарушить наложенное на нее кем-то заклятие, все делала механически, как автомат. Но как ни странно, ее хвалили, работа шла успешно.

Постепенно к Марте вернулось желание работать, она начала серию новых опытов, дома допоздна сидела за письменным столом.

Утро было тихим, как каждое утро здесь, в горах. В семь часов у отеля остановился рейсовый автобус, на котором приезжали на работу женщины, живущие в соседних селах. Чуть позже Марта увидела в окно длинную цепочку школьников, поднимавшихся из долины в гостиницу на завтрак. Они несли с собой рюкзаки, лыжи и складывали их у автобусной остановки. Тронутый ночным морозом снег розовел под лучами солнца. Гул детских голосов, щебет птиц под бледным небом доносились до Марты, не нарушая общей тишины. Она в последний раз натянула толстый свитер: завтра утром упакует все лыжные вещи. После этого она еще успеет прогуляться до того невысокого склона, на котором новые группы школьников сегодня начнут свои тренировки. Марта решила ехать послеобеденным автобусом, чтобы попасть на ночной поезд. В воскресенье она уже будет дома и сразу позвонит в интернат. Она возьмет к себе девочку, черноглазую Мануэлу, после обеда они пойдут гулять, Марта купит Мануэле мороженого и лимонада, и вечером та не захочет возвращаться в интернат.

Марта попыталась день за днем припомнить прошедшую неделю. Она приехала, а потом? Поднялась на подъемнике на гору. Пошел снег. Телефонный звонок. Молоденькая учительница София, обелиск в лесу, выглянувшее в последние дни солнце — все за недолгие семь дней, и каждый новый день был для нее важнее предыдущего.

Но как вместить в эту неделю и все то, что здесь на нее нахлынуло: мучительные воспоминания, недовольство собой, смятение…

Дул резкий ветер, подъемник качало. Но на холме, где росли ели, было тепло. Марта скинула куртку, шапку, перчатки. Лыжи легко шли по мягкому снегу.

Конечно, ей было бы хорошо здесь с Пьером. Хорошо и в снег, и в метель, и в эти последние солнечные дни. По вечерам они сидели бы в ресторане, пили вино. И Пьер расспрашивал бы официанта о погоде, об урожае, о правительстве. Он рассказывал бы ей о своих экспериментах, о тех студентах, в которых он узнавал себя, — деревенских пареньках, терявшихся вначале в суматохе университетской жизни. И о других, которые называют его старым догматиком. Он рассказывал бы ей о своем винограднике, ставшем для него главным прибежищем, о сборе винограда, о том, как делают вино. «Ну и неряха же ты», — весело говорил бы он, заходя в ее номер.

«Знаешь, Пьер, на нашем прошлом семинаре я говорила о том, что и в науке надо назначать на должности лишь на ограниченный срок — скажем, на четыре года, как депутатов. Ты не можешь себе представить негодования моих слушателей».

Пьер посмеялся бы над ней.

Снег был удивительный. Хотелось играть в снежки, лепить снежную бабу. Девочке с недоверчивыми глазами, которой ее родители не дали ничего, кроме имени Мануэла, тут бы понравилось. Может, в следующем году она сумеет взять ее сюда.

Хорошо, что в эти дни ей удалось размотать клубок, который бесконечно наматывался, клубок из собраний, статей, выступлений на конгрессах, командировок, отчетов о них…

После того как Марта рассталась с Паулем, ее посылали в Софию и Мюнхен. Но Пьера она там не встретила. За все время Марта получила от него только одну открытку с Ривьеры и очень удивилась. Она знала, что Пьер никогда не ездит на курорты.

Уже потом, в Варшаве, Пьер рассказал ей об этом отдыхе. Коротко, в нескольких словах. Был нервный срыв, потеря памяти, пришлось лечь в клинику, поехать в санаторий, гулять вдоль моря. Марта испугалась. Ей стало стыдно, что свою собственную историю, свой разрыв с Паулем, она восприняла как настоящую трагедию.

Марте показалось, что Пьер почти не изменился. Только немного прибавилось седины и в голосе звучала какая-то усталость.

Холодные весенние дни в Варшаве гораздо лучше сохранились в ее памяти, чем промелькнувшая, как в тумане, парижская неделя. Она запомнила их с Пьером прогулки по старому городу: он высокий, с чуть опущенными плечами, а она все время смотрит на него и как бы заново учится его понимать. По улицам и площадям гулял ветер, и Марта туже завязывала свой платок. Пьер много говорил и время от времени замедлял шаг, чтобы внимательно посмотреть ей в глаза… По политическим соображениям ему нужно было использовать свой авторитет известного ученого и университетского профессора, чтобы стать депутатом парламента, но из-за болезни ему пришлось снять свою кандидатуру. Он уставал теперь и от руководства институтом. «Мне достаточно моей науки и студентов», — говорил он Марте. Пьер никогда прежде не ездил в отпуск. Но не из скупости и, конечно, не из честолюбия. Только теперь Марта поняла, что Пьер просто не мог сбросить с себя напряжение, снять ту ношу, которую взвалил на плечи и нес с не меньшим мужеством, чем мальчишкой свою винтовку в партизанском отряде. Он подчинил себя определенному ритму, и его организм не выдержал бы перерыва, внезапного покоя. Но подкралась болезнь, которая не отпускала его целых шесть месяцев. Электрошок, прогулки, бильярд. Вместе с Адриенной и дочками он поехал на Ривьеру.