Михаил Енотов - Коробочка с панорамой Варшавы

– На самом деле я просто занимался секс-туризмом. – Да ты что?! Вот это да! И где ты был? – Начал с Перу и дальше – вверх по Андам. – А это где? – Рядом с Боливией и Эквадором. – Ясно, – интонация Карины свидетельствовала об обратном. – В общем, это неважно. – Слушай, а ты не жалеешь, что мы... расстались? – спросила Карина, немного смущаясь; ей наверное казалось, что я очень сильно переживал по этому поводу. На самом же деле мы даже не расставались – я просто уехал и все. – Жалею? Нет же – знаешь, у меня прямо как камень с души упал... – Что?! – Ага, будто бы с души упал огромный драгоценный камень, – сказал я и засмеялся. Карина бросила трубку – с чувством юмора у нее всегда было хуже даже, чем со зрением. А очки она носила на минус 6 диоптрий. В другой день я решил разобрать свои старые вещи – их после моего отъезда собрали в одну коробку и вынесли на балкон. В той коробке были мои детские рисунки, альбомы с наклейками, вязальные этюды в виде маленьких флагов, аудиокассеты и прочий ералаш. Пока я занимался “секс-туризмом в Бурятских дацанах”, мне негде было слушать музыку – я жил без нее год, и теперь, увидев целую груду своих кассет, я сделался несказанно рад. Даже от встречи с родителями после годичной разлуки мне не сделалось так радостно, как от одного только вида этих прозрачных пластмассочек с коричневой лентой внутри. Обложек на кассетах не было, поэтому я прослушивал их подряд, не зная, какая следующая. The cure, Blur, Radiohead... Когда-то я переслушал все это по тысяче раз, но сейчас слушал, будто бы в первый. Люди любят сравнивать приятные ощущения с сексом – так вот, прослушивание этих кассет во “второй первый раз” было для меня актом, во много крат более волнительным и будоражащим, чем все мои два секса плюс N самосексов.

Да и длилось это чувство куда дольше, чем оргазм. Хотя иная свинья могла бы со мной поспорить... Я поставил очередную кассету – первая песня начиналась с губной гармошки. По первым нотам я узнал Black Sabbath и побежал к маме на кухню. – Мам, а у вас лежит еще Ленчик? – Какой? – мама положила на разделочную доску говяжий язык, я отвернулся. Будучи вполне беспринципным мясоедом, я не мог ни есть говяжий язык, ни просто смотреть на него. Хорошо еще, что у пауковптицеедов нет языка, – в очередной раз поблагодарил я Создателя. – Я фамилию не помню – сложная какая-то... Ну тот, с которым я переписывался, которому кассеты передавал... – Аа, вспомнила. Нет, его давно уже нет, – сказала мама. Если мое сердце в тот момент не замерло, то волосы на заднице уж точно встали дыбом. – Как “нет”? – Не знаю... может, в другое отделение перевели. – То есть он жив? – Да, куда он денется, – мама усмехнулась, и с души у меня отлегло. Теперь ждать нельзя было ни минуты: я вытащил кассету из деки, оделся и отправился в психушку. Тамошний охранник меня вспомнил и пропустил без всяких расспросов. В мамином отделении мне сказали, что Ленчика и вправду выписали, но тот вскоре вернулся, и отнюдь не по своему желанию. Я спросил про попытки самоубийства – мне ответили, что ничего подобного за ним замечено не было. Когда я наконец нашел палату Ленчика, все больные обедали. Мне сразу бросилось в глаза то, что подоконники были пусты – в старой палате все подоконники были заставлены цветами и кактусами в вазах, которые Ленчик делал из грампластинок. Наверное, теперь он всецело отдает себя поэзии, – решил я.

Обед закончился, в палату вернулись больные. Я увидел Ленчика: с последней нашей встречи глаза его как-то потускнели, голова была втянута в плечи, а руки немного тряслись. Будто бы меня и не заметив, он прошел к своей койке; я сел рядом. – Здорова, Ленчик. Ты что-то раскис, – Ленчик молчал, тогда я достал кассету: – Смотри, что я тебе принес. – Я такое не люблю, – голос его был неестественно монотонным. – Ты даже не знаешь еще, что это такое, – я крутил кассетой перед лицом Ленчика, пытаясь его завести. – Сейчас поставим. На его тумбочке стоял магнитофон, я воткнул вилку в розетку, вставил кассету. Динамик зашипел, но звука почему-то не было. – Что такое? – спросил я у Ленчика. Тот приложил указательный палец к губам. Я осмотрел магнитофон и только теперь заметил, что рычажок громкости переведен на ноль и сломан в этом положении. Выйдя из психушки, я купил себе пива и сел на бордюр рядом с трамвайными путями. Узнал меня Ленчик или нет – я так и не понял. Вдалеке ехал трамвай. Я достал рублевую монетку и положил ее на рельс. Трамвай проехал, оставив на рельсе сплющенную жестяную шайбочку. ________________________________________

* – от дэу эни – бабушка (татар.); с детства мы с братом привыкли называть так бабушку по материнской линии.

** – вы посмотрите на себя, суки (татар.)

*** – набор знаков, выбранный автором для разделения глав; никакого скрытого смысла не несет **** – бог даст (татар.)

***** – я тебя сейчас (...) в рот (татар.)