Игорь Адамацкий - Птицелов

«Золотой ключик» от помещения клуба в Дзержинском райкоме партии — небольшом шикарном дворце царских времен — потолки и стены в темно дубовых панелях — вручила мне секретарь райкома Баринова [107] Баринова Галина Ивановна, впоследствии зав. идеологическим отделом обкома КПСС. Несгибаемая комсомолка и коммунистка, что достойно уважения и сочувствия, (повесть «Чердак»), .

В полуподвале на ул. Петра Лаврова, образовалась самая свободная в стране площадка для всевозможных обсуждений.

Одну стену разобрали, привезли дряхлые стулья и стол. В задней стене была квадратная вытяжка. Первые приходящие по традиции подходили к вытяжке и громко:

— Добрый день, товарищ майор!

Потом какой-то шутник повысил майора до подполковника.

Приезжали не только из Москвы и других городов, но из ближнего и дальнего зарубежья, из Украины, Прибалтики, Германии, Франции, США и так далее...

Заседания клуба, вечера чтений, обсуждений, встреч, конференций проходили два-три раза в неделю. Летом окна полуподвала открывались настежь, чтобы слушатели, не поместившиеся в помещении, могли слушать на улице. Часто все это оказывалось чрезвычайно острым, беззапретным.

В таких случаях Правление клуба в составе не менее трех — tres faciunt collegium [108] Трое составляют коллегию (лат.) — приглашались в приемную КГБ, и там приходилось объяснять, что все речи, и обсуждения, и всякое такое носят эстетический характер, и ничего, кроме эстетики.

В приемной («комендатуре») КГБ у нас изначально сразу сложилась непринужденная атмосфера: шутки, анекдоты. Это было нашим психологическим завоеванием, и было достигнуто равновесие, при котором власть в лице Коршунова обозначала границу возможного, а мы обороняли наше право быть такими, какие мы есть. Вот почему невоспитуемы. По определению.

Коршунов часто говорил, как благодушный мультяшный кот Леопольд: «Ребята, давайте жить дружно!».

Однажды по дороге в клуб Коршунов догонит меня и скажет:

— Если бы я не был самим собой, то был бы одним из вас.

Клубу-81 приходилось не самому защищаться, но и защищать и не только литераторов, но при определенных обстоятельствах и художников, и музыкантов.

В рамках Клуба продолжался и самиздат. Различные журналы выходили с разной периодичностью. Среди них и неизменные «Часы». [109] См. Самиздат Ленинграда. 1950-е — 1980-е. Литературная энциклопедия. М., 2003.

Были и смешные ситуации. Как-то я позвонил американскому консулу по культуре, хотел побеседовать. Мы встретились у метро «Чернышевская» и направились в студию Горошевского, [110] Эрик Генрихович Горошевский (1944–2005), ученик Г. Товстоногова, человек разнообразно талантливый (у меня в повести «Провинциалы»). который создавал ТРИ — «Театр Реального Искусства». Когда мы с консулом расстались, а был уже вечер, я посмотрел в окно студии: напротив по тротуару взад-вперед ходил какой-то упорный человек. Я вышел и направился к метро. Второй такой же следовал за моей спиной. Пошел к эскалатору. «Этот» следовал за мной, притворяясь подвыпившим. На платформе вместо своего маршрута быстро вошел в противоположный. На площади Ленина соображаю: куда — на автобус или трамвай — оба на противоположной стороне. Так и есть, оба «воротника» [111] Так в царской России называли социалистов, следящих по указанию полиции за «неблагонадежными». неподалеку. На трамвае мне было проще. Как только трамвай повернул на маленькую коротенькую улочку, я выскочил. Дальше было делом техники: пересечь Кондратьевский проспект и среди разных заводских сооружении попасть в одноэтажный деревянный домик рядом со школой.

Порядок. Вбежал, мгновенно выключил свет и потом смотрел, как эти двое по сугробам бегают вокруг дома. А потом один из телефонной будки на углу звонит.

На следующий день Коршунов устроил мне — звонил мне прямо в школу — и правлению клуба полную истерику.

И президиум правления сместил меня с поста председателя. Повод: моя встреча с консулом по культуре, а, значит, с цэрэушником. Хотя, кому я мог навредить? Разве что денег на клуб попросить у госдепа?

Был подготовлен большой массив текстов членов клуба для возможного, предполагаемого издания в наших сборниках. И тогда был арестован член клуба Вячеслав Долинин [112] Вячеслав Эммануилович Долинин, арестован в 1982. Освобожден по горбачевской амнистии в 1987. по его связям с НТС — народно-трудовым союзом во Франции, что по все еще по тем советским меркам было недопустимо. Его дело вел Черкесов. [113] Виктор Васильевич Черкесов (р. 1950, Ленинград) впоследствии генерал-полковник и генерал полиции.

Вся история с Долининым напоминала Салтыкова-Щедрина — «Медведь на воеводстве» — «Злодейства крупные и серьезные нередко именуются блестящими и, в качестве таковых, заносятся на скрижали Истории. Злодейства же малые и шуточные именуются срамными, и не только Историю в заблуждение не вводят, но и от современников не получают похвалы».

Там от Топтыгина 1-ого ждали, что он приведет всех к одному знаменателю, ждали кровопролитиев, а он... чижика съел...

При обыске у Долинина массив текстов членов клуба, предназначенных для издания сборников, изъят не был. Арест члена клуба в самом клубе вызвал бурную реакцию. Юрий Андреев разгоряченно настаивал на исключении Славы из клуба. Дело дошло чуть не до драки.

Во время следствия к обвиняемому, скорее всего, применялось психологическое давление или психотропные препараты, я это сразу понял по телепередаче.

В защиту обвиняемого составили письмо. Исключение Славы так и не было «продавлено». Но член Клуба-81 — первый и последний из нас — все-таки пошел на зону. Все по серьезному, по взрослому.

Меня тоже вызвали на разговор. Пошел с УПК в кармане. Потом Коршунов скажет, что следователь [114] В. В. Черкесов. был несколько удивлен, что в разговоре, когда он изучал меня, я изучал его.

Сборник «Круг» вышел в 1985-м. До этого его не единожды возили туда-сюда, то в Москву, то обратно. Было несколько рецензий, иногда забавных. Один из рецензентов даже предлагал у авторов сборника отобрать паспорта и отправить этих литераторов в Сибирь. [115] Составитель (!?) первого, изданного после долгого молчания сборника Анны Ахматовой. Дмитрий Терентьевич Хренков.

Помню бурное собрание отделения советских писателей. Сначала они бурно обсуждали какие-то свои привилегии, дачные участки или что-то вроде того. Мы, трое клубных, находились в предбаннике. Потом запустили нас. Такое не забывается: все советские писатели — как свора собак они накинулись на Клуб-81. Нужно было смотреть и внимать негодованию и ярости этих «инженеров человеческих душ». Как в недавние времена на подобных непокаявшихся.