Игорь Адамацкий - Созерцатель

— У вас есть «пруха». Об этом говорят.

— И ее нет, я подсунул «пруху» Марии, и «пруха» улетела. Она мне действительно помогала.

— Это правда? Простите, я не верю в чудеса, в чертовщину и всякое такое. Мое поколение сравнительно с вашим что-то утратило. Может, это утраченное и есть романтика? Или порядочность? Не знаю, но чувствую, чего-то недостает. Способности удивляться? Всеобщих ценностей? Но зато мы обрели другое, — меру вещей и людей...

— Цена вместо ценности? — спросил К. М.

— Пусть так. С иронией или без нее, но это помогает нам выжить в том сроке, что отпущен историей.

— У вас мужской склад ума, — сказал К. М. — Почему?

— Состояние страха, в котором мы все живем, иссушает эмоции. Остается трезвость, здравый смысл. Трезвость способна поверить в случай, но не в чудо.

— Но ведь случай, Лена, как раз и есть граница, отделяющая реальность от чуда.

— Да, но этого последнего шага не сделать. И знаете, почему? Не потому, что страшно, а потому, что в ситуации чуда человек должен быть иным, понимаете? Совсем другим. А быть другими мы разучились или не умели, не были научены.

— Вы так горячо излагаете, будто я виноват в этом.

— И вы тоже. Это не комплекс вины, а, скорее, комплекс страха перед ответственностью.

— Вы-то сами не потеряны. Рисунок судьбы как сигнал атаки.

— Надеюсь, — твердо сказала Лена, — это моя единственная надежда — не отдать себя трясине. Не последняя надежда, а единственная, понимаете? Другой нет... Я пойду?

— Да, да, идите, я побуду здесь до утра.

Лена вышла из-за стола, сняла со спинки кресла сумочку, принялась разбирать разбросанные на столе зеркальце, помаду, тушь, записную книжку, какие-то бумажки.

— В чулане стоит белая кастрюля. Мясо, тушеное со свежей картошкой. В столике — печенье.

— Спасибо, — сказал К. М., наблюдая, как девушка поправляет волосы, стоя спиной и глядя на него в зеркало, затем снимает с вешалки плащ, складывает, перекидывает через руку.

— Вот и все, — говорит она. — У вас усталый вид.

— Да. Время сместилось, и теперь ночью не уснуть, а днем ходишь, как сонная рыба. Ночью большая синяя звезда непрерывно смотрит в окно...

— Я понимаю. — Девушка стояла перед ним, сложив руки на животе и придерживая сумочку и плащ, красный, с черной подкладкой. — Вы знаете... я хочу сказать, если вам станет совсем тяжко, звоните мне в любое время. Даже ночью. У меня телефон стоит у кровати, и сплю я чутко, и сразу включаюсь в разговор. Должны же мы помогать друг другу.

— Спасибо.

Он приоткрыл окно и выглянул в обнесенный высоким забором пустой просторный двор. Густая трава пожухла, пожелтела, сникла, но местами под солнцем резкими изумрудными пятнами вспыхивали листья травы свежей, успевшей к осени прорасти еще раз. Он вернулся к столу, сел в кресло, пододвинул раскрытую на последних страницах книгу графа Толстого, прочитал: «Все историки отличаются один от другого во взглядах на причины и результаты событий. Общие историки, описывающие жизнь целых народов, считают, что составная величина многих усилий как раз и производит с неизбежностью необходимый результат и что будто бы по этой причине всякий человек может своей волей повлиять на ход и развитие так называемого прогресса. Частные историки, напротив, признают, что массы народов никоим образом не влияют на историю и что вся, так называемая история, то есть последовательность и совокупность фактов, есть результат усилий великих людей, исторических деятелей. Третьи историки, признающие себя одновременно и общими, и частными учеными, движущей силой полагают материализм, то есть материальные отношения между людьми и в народе, совершенно исключая и божественное участие в делах человечества, и нравственный закон, сопровождающий и определяющий все поступки отдельного человека».

Он проснулся резко, как от толчка. В комнате было темно. Из раскрытого окна свободно и широко переливалась сухая осенняя прохлада. По темно-зеленому небу, то накрывая, то выпуская желтый лунный шар, плыли острова фиолетовых облаков. Только в том месте, где пульсировала, будто дышала, крупная синяя звезда, все освещалось ровным розовым светом.

Телефон звонил давно. К. М. обтер ладонью лицо, поднял трубку и услышал сдавленный рыданиями голос.

— Кто это?! — кричала женщина. — Кто это?!

— Здравствуйте, — спокойно сказал К. М. — Вас слушает утешитель. Пожалуйста, успокойтесь.

— Наконец-то! — женщина всхлипнула, высморкалась во что-то и вздохнула. — Я четыре часа звоню по всем номерам, какие попадаются, и никто не отвечает.

— Я вас слушаю, — мягко произнес К. М. — Успокойтесь и расскажите, что произошло. Мы с вами попробуем исправить ситуацию.

— Вы... ничего не знаете? У вас нет радио?

— У меня нет радио и я ничего не знаю.

— Какой сегодня месяц и год? — неожиданно спросила женщина и, услышав ответ, снова зарыдала.

К. М. выдержал паузу и осторожно кашлянул.

Отрыдав, голос произнес:

— Я провела в летаргическом сне больше двух лет и только что очнулась.

— Поздравляю, — пошутил К. М., — вы получите по больничному листу кучу денег и сможете с друзьями устроить отличную пирушку. Или поехать в отпуск в Альпы...

— Вы... не записаны на пленку? — осторожно спросила женщина. — Вы... не робот?

— Вовсе нет. Я живой утешитель.

— Вы не сумасшедший?

— Разве что самую малость.

— Вы на самом деле ничего, ничего не знаете?

— Да я сгораю от любопытства. Что же произошло?

— Все погибло! — крикнула женщина и зарыдала громче прежнего, скороговоркой повторяя: «все погибло, все погибло».

— Так-таки и все? — вставился в паузу К. М.. — Мы-то с вами не погибли?

— Это ошибка! — трагически прошептала женщина. — Это случайность. Все люди, животные и насекомые погибли!

— Любопытно! — рассмеялся К. М. — Расскажите подробности. Соберитесь с силами и говорите без слезных потоков.

— У меня в реанимационной палате, — прошептала женщина, — включено радио. Работает датчик трансмирового сейсмического центра. Он сообщает, что в результате катастрофы на каком-то химическом заводе в Европе произошла утечка газа и начался спонтанный неуправляемый паралич ноосферы. Он охватил все континенты. Маловероятно, что кто-то остался жив.

— Одну минуту, — попросил К. М. — Поднесите телефонную трубку поближе к динамику. Я должен сам убедиться.

Женщина поднесла телефон к радио, и К. М. услышал, как датчик равнодушно выдает информацию.

— Достаточно, — сказал К. М. — Где вы находитесь? Так. Понятно. Вы можете выйти? Окно? Нет, это высоко. Электричество есть? А если попытаться выйти в коридор?

— Нет! — в отчаянии закричала женщина. — Мне страшно. Они все лежат. Я сойду с ума! Я не смогу пройти по мертвым улицам!