Игорь Адамацкий - Созерцатель

Артемида слушала его вполуха и вспоминала свое пионерское отрочество, военно-патриотические игры, тимуровскую команду, и ей становилось радостно, что ее молодая жизнь сложилась так безошибочно и безоблачно.

Миркин усиленно занимался немецким языком и надеялся подстеречь, когда каменная голова Маркса снова заговорит с каменной головой Энгельса и таким образом рассчитывал стать свидетелем дружеского историко-научного обмена и общения с классиками, узнать их мнение о будущем сегодняшнего взрывоопасного мира. Миркин не сомневался, что классики гениальны не только до их рождения, но даже и долго после их смерти и никогда не ошибаются. Миркин дождался, и однажды, когда по обыкновению в свой обеденный перерыв сидел на скамейке неподалеку от головы Маркса и делал вид, будто читает газету, классики заговорили, но по-английски, а этого языка Миркин не изучал и огорчился. Классики оказались много хитрее, особенно Маркс.

Он нарочно вставлял в английские фразы немецкие слова, чтобы поддразнить Миркина, и Миркин разбирал по-немецки лишь нехорошую брань и чаще остального слышались слова «дерьмо», «подонки», «идиоты».

Миркин не принимал брань классиков на свой счет, а относил их презрительный гнев ко времени восемнадцатого брюмера Луи Бонапарта.

Миркин остерегался доносить Барановой о беседах Маркса и Энгельса, хотя во всем остальном был прилежный информант, а с классиками можно было надолго влететь в сумасшедший дом и лишиться действительных и мнимых привилегий, нынешних и будущих, включая пенсию республиканского значения.

Но Миркин был упорен в достижении целей и занялся изучением английского и французского языков, если вдруг классики вздумают дурачить впредь.

Он не собирался отступать и не сомневался в успехе: ни голова Маркса, ни голова Энгельса никуда не смогли сбежать и рано или поздно должны были утратить бдительность, которая без практики отмирает как негодная привычка. Так оно и случилось. В теплый полулетний день, когда небо над городом высветилось, застыло, безветренно в недолгом покое, и Миркин невзначай задремал с газетой в руках, он сквозь дрему услышал едва различимый голос Маркса: ...auf die Natur ausser ihm wirkt und sie verändert, verändert er zugleich Seine eigene Natur. Er entwickelt die in ihr schlummernden Potenzen und unterwirft das Spiel ihrer Krafte seiner eigenen Botmässigkeit [30] воздействуя на внешнюю природу и изменяя ее, он (человек) в это же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дремлющие в ней силы и подчиняет игру этих сил своей власти (нем.) .

Энгельс дождался окончания фразы и произнес:

— Die Geschichte aller bisherigen Gesellschaft, das heisst, genau gesprochen, die schriftlich überlieferte Geschichte, ist die Geschichte von Klassenkämpfen [31] история всех до сих пор существовавших обществ, точнее говоря, вся история, дошедшая до нас в письменных источниках, была историей борьбы классов (нем.) .

Миркин напряженно вслушивался, и смутная догадка наполняла сердце обидой. Классики в очередной раз дурачили его. Маркс наизусть шпарил Энгельсу куски из «Капитала», Энгельс отвечал другу и соратнику декламацией «Манифеста».

— Негодяи, — вслух выругался Миркин. — Подлецы, хоть и классики. Классические хамы. — И пошел на службу, так как обеденный перерыв кончился.

— Негодяи, — продолжал он думать неблагодарно, — я всю жизнь агитировал и пропагандировал их теорию классовой борьбы и тактику пролетарской победы, а они...

На службе Миркина вызвала к себе Баранова. Она в очередной раз вернулась на черной легковой машине из крупного совхоза, где вдруг начали падать надои молока, потому что коровы еще не перестроились и не осознали важности исторического момента, когда каждый должен работать завтра в миллион раз производительней и эффективней, чем за весь семидесятилетний период негативных и застойных явлений, извращавших дух законов поступательного движения. На этот раз коровы поняли, потому что Барановой вскоре после ее отъезда позвонили и рапортовали, что надои молока повысились и увеличились на триста граммов на каждую несушку, и теперь Баранова, вызвав Миркина, сказала, что пора заняться внутренними делами, потому что время не ждет, время торопит и перестройка требует полной отдачи и самоокупаемости при условии повышения яйценоскости и нравственной кредитоспособности.

— Садитесь и рассказывайте, — улыбнулась Баранова, и на маске ее лица возникла улыбка в трещинах морщин. Баранова стала ходить перед Миркиным, высокая, суковатая и величественная, как рыбья кость.

Миркин, глядя на двигающееся начальство, чтобы не упустить перемены настроения и самому успеть вовремя перемениться, начал рассказывать, как проходит ремонт бывшей школы и будущего дома расслабления от чрезмерных усилий ответственности за организацию масс на вдохновенный труд во имя великих, политых кровью идеалов; как подбирались кадры обслуживающего персонала; какому строгому экзамену подвергли девочек; как проверяли их физические, биоэлектрические, идейные и моральные качества и свойства.

— Так строго даже космонавтов не отбирают, — пошутил Миркин. — Я уверен, — убежденно закончил он, — когда дом наш встанет на линейку готовности к приему первых посетителей, нам следует дать дому имя. Думаю, подойдет такая вывеска: «Экспериментальный дом терпимости имени Барановой».

Миркин опустил глаза, чтобы умнейшая женщина не заподозрила подхалимства, которого она не выносила в других. Она остановилась и с минуту рассматривала Миркина, пытаясь разгадать, не метит ли он на ее служебный пост.

— Вы считаете, это возможно и допустимо?

— Да, — твердо поднял голову Миркин и посмотрел честными глазами. — Это просто необходимо. Называем же мы именами людей пароходы, метрополитены, дома культуры и спорта. То же и в нашем случае. Вы разрезаете ленточку. Первые посетители проходят в общий зал, а там уже девочки наготове, ждут. Вы произносите несколько напутственных прочувствованных и сердечных слов. Так сказать, желаете счастливого плавания, глубокого отдыха и расслабления во славу будущих подвигов и трудных дел ускорения.

— Посмотрим, посмотрим, — неопределенно выразилась умнейшая женщина и села за большой стол. Слева был еще один стол, но небольшой и уставленный телефонами и иными аппаратами прямой, косвенной и обратной связи. С помощью этих приборов Баранова могла моментально связаться с любым совхозом и узнать о надоях молока, и затем могла связаться с газетой, и та могла обнародовать цифры надоев молока, чтобы все узнали и порадовались. Справа от умнейшей женщины лежали на столе газеты и журналы, которые нужно было читать ежедневно, чтобы не отстать от ускорения и жить в гуще народных дум, чаяний и надежд, в буднях великих строек, в веселом грохоте, огнях и звонах битвы за урожай. Вставай, вставай, кудрявая, навстречу дня.