Игорь Адамацкий - Созерцатель

Острым наконечником зонта Азиль нажал кнопку звонка на темной стене и отступил, рассматривая с живым интересом красивую дубовую дверь. В глубине за стеной послышались шаркающие звуки, как будто кто-то двигался на четвереньках. Затем долго, с какой-то томительной неохотой, там гремели и лязгали сложными запорами, задвижками, цепочками. Дверь приоткрылась на ширину ладони, сдержанная толстой цепью, и в щель показалось немолодое хмурое лицо. Азиль весело улыбнулся, подтянутый, вежливый, насмешливый, оперся элегантно на длинный, как трость зонтик, едва заметным кивком поклонился и терпеливо, не спуская взгляда и улыбки, подождал, пока неприветливое лицо рассмотрит его с головы до ног и обратно.

— Чего надо? — спросило лицо, закончив осмотр и взглянув также наверх по лестнице и вниз.

— Извините, — снова слегка поклонился и понимающе улыбнулся Азиль. — Я не «шастают тут всякие». Я по рекомендации вашего подельника. Кореша. «Рябого». Помните своего подельника?

— Не знаю никакого рябого, — заявило лицо, однако цепь лязгнула, и дверь отворилась. — Входи, если надо.

Азиль осторожно, будто боясь запачкаться, не касаясь, перетек в полутемную прихожую, высокую и по стенам установленную вещами, и молча направился за неразговорчивым хозяином, плотным упитанным мужчиной в полосатых светлых брюках и штопаной тельняшке.

Они вошли в большую комнату, где было много мягкой, полумягкой и твердой мебели, и Азиль, не дожидаясь приглашения, сел в кресло, зажав зонтик между колен. Посмотрел по сторонам. Слева на стене между шкафов висел портрет старика в короткой седой бороде, весь благообразного и умно-мужественного вида, а справа — портрет молодого парня с висячим чубом и трубкой в зубах, все это выглядело как-то ярмарочно и глуповато. «Родственники», подумал о хозяине Азиль.

Хозяин хмуро прислонился к притолоке и ждал.

— Извините, — сказал Азиль, смущаясь, как начать деликатный разговор. — Как называется эта ваша оригинальная обувь без задников?

— Ни шагу назад, — свирепо ответил хозяин. — Не темни. Выкладывай. Где «рябой»?

— «Рябой» залег, — ответил Азиль охотно и сожалея. — Пока погода не переменится. Послал меня — должок отдать и просьбу исполнить.

— Чего надо?

— Чистый паспорт без прописки, — улыбаясь, признался Азиль.

Хозяин долго и молча смотрел в лицо Азиля, потом спросил:

— И как там, в Прибалтике, дождь?

— Вах, дорогой! — вскинул ладони Азиль. — Зачем не доверяешь? Я же сказал: «Рябой» — джигит среди акынов. Неужели не понятно?

— Ладно. Какое имя надо?

— Что-нибудь попроще. Например, Сидоров Сидор Сидорович...

— Ты что, спятил? Таких имен не бывает. Ты ж на первом проколе засветишься... Слушай, темнило, а мокрухи за тобой не водится?

— Обижаешь, начальник, — в тон ответил Азиль, достал из внутреннего кармана пиджака три пачки денег, небрежно покачал на руке, вскользь пустил на стол.

— Как настоящие, — опознал, не взглянув, хозяин. — Сам рисовал?

— В детской песочнице нашел...

— Ладно... Есть у меня один чистяк с твоей рожей под круглой... Как близнецы. Пономарев Виктор Петрович.

— Хо — кей! — Азиль крутанул зонтик между колен.

— Ты что, француз? — спросил хозяин с такой недоброй усмешкой, будто лучшие свои годы провел среди французов и ужасно натерпелся от них.

— On croit que [95] можно подумать, что... (фр.) ... — широко улыбнулся Азиль. — Многие думают, что так оно и есть. Только раскрою варежку, так тотчас спрашивают: ну как там у вас, в Безансоне?

— Заба-авник! — хмуро и с угрозой решил хозяин, вышел, плотно прикрыв дверь и даже, кажется, замкнул ключом. Вскоре, однако, он вернулся, молча протянул красную книжку в прозрачной обложке.

Азиль взял, удовлетворенно полистал, внимательно прочитал последнюю страницу.

— Прекрасная вещь! — сказал он. — И главное — необходимая. Можно финские сани напрокат взять. Теперь мы поводим их за нос.

— Слушай, корешок. — Хозяин уперся сумрачным взглядом в светлые крапчатые глаза Азиля. — Если ты подзалетаешь где, — я тебя не знаю. Полный отмаз. Понял?!

— Вах, дорогой! Как не понять? Мы их обманем.

Хозяин скрипнул зубами и повел Азиля за собой по коридору. Приоткрыл дверь, посмотрел вверх по лестнице, вниз по лестнице и затем выпустил гостя.

— Не нравится мне...

— Мне тоже не нравится, — согласился Азиль, — да что делать? Приходится. Хотите, дам бесплатный совет? Пришейте задники к шлепанцам.

Дверь, как пустая пасть, захлопнулась с голодным стуком.

Нотабене. Товароденьги — общий принцип отношений провинциалов друг к другу через посредство государства.. Товар — результат деятельности провинциала, его труда. Труд — работа, халтура, шабашка, лямка и т.д. — деятельность провинциала, разделяемая на физическую и умственную. Деньги — капуста, башли, бабки и т.д. — произведения прикладного искусства, обладающие условным, символическим значением; в отношениях между провинциалами являются стоимостью товара; право производить товар принадлежит провинциалу, а право выпускать деньги принадлежит государству; государство же произвольно назначает цену товара, который само же и продает провинциалу. Магазин — место обмена товароденег. Алкоголь — бесцветная или окрашенная в неестественные цвета жидкость со специфическим запахом; действует на нервную систему; используется для попыток выразить себя через невыразимое или, напротив, уйти от реальности. Здравый смысл — система логических действий и поступков, принятая среди провинциалов; иметь здравый смысл — хорошо, но не всегда удобно; высказывать его — небезопасно; тот, кто настаивает на здравом смысле, признается идиотом; здравый смысл — это то, чем должны обладать другие; точно так же другие должны обладать совестью, честностью, добротой и проч.

Город — наименее приспособленная для провинциалов среда обитания. Самое теплое время называется лето. Дышать трудно — поверхность земли специально покрыта асфальтом, выделяющим ядовитые испарения. Подобные ядовитые испарения выделяются машинами — средствами передвижения в пространстве. Для снижения продолжительности жизни устраиваются бетонные соты ограниченной кубатуры, где провинциалы задыхаются ночью. Пища для них выпускается и производится так, чтобы в результате обработки оставались отходы, которые затем собираются в так называемые «помойки»; они также выделяют ядовитые испарения. Сами провинциалы в местах массового скопления также выделяют ядовитые испарения. У взрослых половозрелых особей дисгармония тела достигает немыслимого. Им неизвестно понятие и состояние тишины. Если природа устрояет места, пригодные для тишины, провинциалы тут же стремятся от нее избавиться. Она их пугает, видимо, из-за того, что они боятся остаться наедине с собой, поэтому они постоянно пользуются передатчиками информации, чтобы во всеуслышание говорить банальности. Встречаются сооружения для прыжков в высоту. Называются «забор». Провинциалы тяготеют к клеймам — «тавро». Если тавро устроено на плечах, на груди или рукаве одежды — это тавроманы. Если на спине — таврофилы. Если на ягодице — таврофобы. Если на теле — тавропаты. Психология провинциалов, в основном, горизонтальная, и в горизонтальной же плоскости идет передача энергии с информацией или без информации. Называется «теле»: фон, визор, граф, тайп, патия, генез. Информация, передаваемая таким способом, обладает нулевой новизной. Тем не менее она скапливается в отведенных для нее местах и хранится, чем провинциалы ужасно гордятся, называя это духовным богатством. Устроены они смешно — их интересы обычно не поднимаются выше пупка: набить желудок и освободить простату. Психологические шлаки выводятся при помощи развлечений. Их представления об уме: ум — комплекс навязанных фиктивных представлений о мире и о об уме: ум — комплекс навязанных фиктивных представлений о мире и о себе; все это мыслится как бы отгороженным забором. Тот, кто перепрыгивает через забор ума — сумасшедший. Болезнь заразительна в остром варианте. Хронические сумасшедшие не изолируются. Ум женщин резко отличается от ума мужчин. Здесь приняты такие определения: стерва, полоумная и дура. Муж дуры называется придурок, а муж стервы — стервятник. Комплекс фиктивных представлений генерирует процесс «вранья». Склонность провинциалов к вранью граничит с фанатизмом, мотивация вранья: из страха, по страсти и целеустремленно.